Великий Тёс. Олег Слободчиков

им вслед Вихорка Савин. – Купцы привезли нам в жены по царскому указу. По десять рублей рядятся. За каждую! – засопел и в сомнении покачал головой, как пашенный крестьянин на ярмарке.

      Брат его, Терентий, обернулся к казакам, пояснил, ожидая поддержки:

      – У торговых, что у новокрестов, совести нет. У нас годовой оклад пять рублей. Не мог наш мудрый государь отправить нам невест по такой дороговизне. Брешут, что потратились на содержание.

      – Нам бы жалованье по пяти рублей! – завистливо воскликнул Якунька Сорокин. – Даром служим, по принуждению!

      – А по мне без жены так и вольней! – беспечально хмыкнул Василий Черемнинов. – Смотрю на женатых – одни хлопоты.

      – За хорошую ясырку[1] рублей пятнадцать просят! – тугодумно продолжал рассуждать Вихорка. Васькину насмешку он пропустил мимо ушей как не стоящую внимания глупость. – Было бы на что, я бы женился. Одолжаться боюсь!

      Ярко разгорелась смоленая лучина. Загорелись дрова. Изба стала нагреваться. Стрельцы поговорили и ушли. Якунька уже всхрапывал на лавке. Михейка Сорокин спал вниз лицом, так и не скинув с себя мокрой одежды. Иван, подремывая, неохотно вставал, подбрасывал дров в очаг. Тихо вошла Капитолина, развесила возле огня выстиранные рубахи. От девки и от белья пахло рекой. Приметив, что Иван наблюдает за ней, она обернулась, приглушенно прошептала:

      – Баня скоро дойдет. Я разбужу! Спи пока!

      Так уютно и покойно стало на душе Ивана Похабова, будто отдыхал у любимых и родных, живших семейно. Разве в снах чудился ему такой покой. Ничего похожего в прошлой жизни у него не было. Он блаженно вытянулся на жесткой тесаной лавке и провалился в сон. Очнулся, когда скрипнула дверь, в избу вкатилась запыхавшаяся Савина. Окинула взглядом спавших, взглянула на Ивана. Голосом тихим и ласковым сказала, что каменка дошла до хорошего пара, а вода в котле горяча. Можно мыться.

      Иван сел. Толкнул Илейку Перфильева, стал будить Сорокиных. Драный палачом Якунька сонно пробормотал, чтобы его не трогали, перевернулся на другой бок и сладко зевнул.

      Трое вышли из избы полуголыми. Холодная, сырая ночь со свежим запахом снега разогнала сон. Савина принесла два березовых ведра с холодной водой из ручья, бесшумно поставила их у прикрытой банной двери, смущаясь полуобнаженных казаков, ушла во тьму.

      Вскоре те захлестались вениками. Стали шумно бултыхаться в ледяном ручье. Хохотали от удовольствия, снова грелись на полке. Послышались шаги в ночи, шорох. Кто-то постучал по кровле.

      – Хороша ли водица? – заботливо спросила Савина.

      – Хороша! Спасибо, девица! Баня того лучше, – заскоморошничал Михейка Сорокин. – А вот руки у нас корявы. Не можем спин потереть щелоком. Помогла бы, красавица!

      Савина фыркнула и стала удаляться. Иван на карачках выполз из банной двери, окликнул:

      – Не серчай, девица! Дай бог тебе жениха доброго.

      – Ладно уж! – послышался добродушный смешок.

      – Ой хороши девки! – забормотал, влезая на полог. –

1

Ясырка – пленница, раба (сиб.).