Имперский рубеж. Андрей Ерпылев

кроме него и давешнего ротмистра, оставалось всего двое офицеров, но один из них мирно спал лицом в тарелке с квашеной капустой, колебля дыханием приставший к губе листочек, а второй, не обращая ни на что окружающее внимания, упорно пытался согнать со скатерти изображенную на ней тропическую бабочку. Остальные, включая мичмана в носках (ботинок с окурками оставался на месте), куда-то пропали.

      «Зачем я здесь? – мучительно попытался вспомнить Александр, но все попытки вызывали лишь головную боль и приступы тошноты. – Зачем так напился?..»

      – Отстаньте, – не глядя, попытался он стряхнуть с плеча чужую руку. – Не ваше дело…

      – На ваш самолет объявлена посадка. Пойдемте.

      – Зачем? Я никуда не лечу…

      – Пр-р-равильно! Пошел вон, штафирка! – подал голос ротмистр, приподнимая все пустые бутылки по очереди и покачивая их в воздухе, тщетно пытаясь найти хоть одну, из которой можно выцедить хотя бы каплю спиртного. – Д-давай лучше выпьем, Саша!..

      Чьи-то руки подхватили поручика под мышки и решительнейшим образом дернули вверх, ставя на ноги. Карты были бесцеремонно выдернуты из руки и швырнуты на липкий от пролитого стол.

      – Пойдемте. Где ваши вещи?

      – П… п… по какому праву?

      – По самому полному. – Невидимый доброхот едва не волоком потащил юношу к выходу.

      У самых дверей Саша вдруг понял, что еще немного и случится конфуз.

      – Постойте… – задушенно выдохнул он. – Мне необходимо…

      Доброхот вздохнул и увлек страдальца в закуток с ватерклозетами.

      – Делайте свои дела, а я отлучусь на минуту, – последовал приказ, но Саша уже не слышал…

      Когда желудок был опустошен до дна, Бежецкий наконец обрел способность более-менее связно мыслить. Но лучше бы и не обретал: перед мысленным взором пронеслись карты, собственные руки, щедро отсчитывающие купюры из не слишком уж обширных запасов. Выдернутый из кармана кошелек продемонстрировал сиротливый бумажный рубль и горстку мелочи. Исчезли даже два золотых империала из потайного кармашка, врученные перед отъездом дедушкой «на крайний случай».

      «Что я наделал!.. – ужаснулся поручик. – Я же все свои деньги проиграл!.. А как же… До жалованья ведь еще… Катастрофа!..»

      Дверь распахнулась, и на пороге возник толстяк лет пятидесяти, лысоватый и краснолицый.

      – А-а-а! Пришли в норму, поручик?

      «Кто это?..»

      – Вот что значит молодость, – похвалил лысый господин. – Пяти минут не прошло, а он – как огурчик! Держите! – Он сунул в руки Бежецкому комок влажноватых купюр и два империала. – Спрячьте и впредь оставьте привычку сорить деньгами. До добра это не доводит, юноша.

      – Я не возьму… – сделал слабую попытку оттолкнуть деньги Саша. – Ротмистр их у меня выиграл… Это бесчестно… Карточный долг…

      – Ротмистр Морошевич – мерзавец и шулер, – жестко ответил незнакомец, глядя прямо в глаза Александру. – За что и был в свое время с позором изгнан из полка. Болт�