От Пушкина к Бродскому. Путеводитель по литературному Петербургу. Валерий Попов

круга, стала душой этого круга, предметом его восхищения и почитания. Все мы знали тогда посвященное ей стихотворение Гумилева «Лес», которое заканчивается так:

      Я придумал это, глядя на твои

      Косы, кольца огневеющей змеи,

      На твои зеленоватые глаза,

      Как персидская больная бирюза.

      Может быть, тот лес – душа твоя,

      Может быть, тот лес – любовь моя,

      Или, может быть, когда умрем,

      Мы в тот лес направимся вдвоем.

      А Георгий Иванов влюбился в нее пламенно, бурно и так, что об этом сразу узнали все. Он бегал за ней и робел перед нею, и помню, отец мой с удивлением говорил мне, что не ожидал в нем способности так по-мальчишески робко и простодушно влюбиться в женщину. Через несколько месяцев он женился на ней».

      В 1921 году, после ареста Гумилева, арестовывали и причастных, и непричастных – и Одоевцева с Ивановым уехали за границу.

      Большой знаток петербургской истории и литературы, автор замечательной книги «Невская першпектива», Серей Сергеевич Шульц, написал:

      «Ни их стихи, ни их проза не публиковались в советских изданиях, но кое-что доходило до нас. В 1953 году мне удалось достать сборник воспоминаний Георгия Иванова „Петербургские зимы”, изданный в 1952 году в Нью-Йорке издательством имени Чехова, и вместе с этой книгой – и перепечатки многих его стихов, написанных за рубежом. Только что умер Сталин, и я помню, какое ошеломляющее впечатление произвело на меня стихотворение Георгия Иванова „Стансы”, посвященное тому событию». Прочтем вместе с вами это стихотворение:

      И вот лежит на пышном пьедестале

      Меж красных звезд, в сияющем гробу,

      «Великий из великих» – Оська Сталин,

      Всех цезарей превозойдя судьбу.

      И перед ним в почетном карауле

      Стоят народа меньшие «отцы» —

      Те, что страну в бараний рог согнули, —

      Еще вожди, но тоже мертвецы.

      Какие отвратительные рожи,

      Кривые рты, нескладные тела;

      Вот Молотов. Вот Берия, похожий

      На вурдалака, ждущего кола…

      В безмолвии у сталинского праха

      Они дрожат. Они дрожат от страха,

      Угрюмо морща некрещеный лоб, —

      И перед ними высится, как плаха,

      Проклятого «вождя» – проклятый гроб.

      Да – революция была кровавой – большинство лучших наших писателей не могли пережить гибель всего лучшего, что было, и в ужасе уехали. Однако не было бы революции – и не появился бы такой гений, как Зощенко. Гении превращают свою эпоху в шедевр, чаще всего – в шедевр трагический.

      Но когда наступила «оттепель», все уехавшие вернулись – в основном, правда, только своими книгами. Кому из них не хотелось увидеть Родину? Даже Набоков, один из самых высокомерных, писал об этом пронзительные стихи. Одоевцева успела вернуться живой.

      Ей было за девяносто, но она