На одном дыхании!. Татьяна Устинова

ужаснулся юрист и опять загудел, как овод: – Голубчик, это слишком долго, невозможно долго! Поймите, при всем сочувствии к вам я не могу столько ждать…

      – Две недели, – повторила Глафира твердо. – Раньше я не могу.

      Подумала и добавила, подпустив в голос слезинку:

      – Он же умер! Понимаете, умер!

      Это прозвучало на редкость фальшиво, но овод-Дремов никакой фальши не заметил.

      Интересно, что за проблемы были у моего благоверного, равнодушно подумала Глафира, распрощавшись с юристом. И как они меня касаются?..

      Телефон опять зазвонил, и она опять вяло удивилась.

      – Глаша, это я, – произнес ей в ухо Андрей. – Глаша, я только прилетел, я ничего не знал! Вот сейчас в «Новостях»…

      Глафира слушала и кивала, как будто он мог ее видеть.

      Ну конечно, не знал. Ну конечно, только прилетел. Ну конечно, «держись, хорошая моя девочка»!

      Я держусь. Собственно, ничего не происходит.

      – Как ты там, маленькая? Как ты… пережила?

      – Что, Андрюш?

      – Да все! Похороны, речи, всю эту… чушь собачью?

      – А ничего не было.

      – Как… не было?

      – Так, не было. Его увезли в Иркутск, он же оттуда родом, и все. На похоронах никого не было, я не разрешила. Я… только что вернулась.

      – Почему ты мне не позвонила?! Я бы сразу прилетел. С кем ты там, Глаша? И где?!

      – На даче.

      – Почему не в Москве?! Он же, насколько я понял, как раз на даче и… и ты там…

      – Я здесь, – согласилась Глафира.

      Почему-то именно сейчас, «в эту трудную минуту», как пишут в плохих романах, ей не хотелось с ним разговаривать.

      – Я немедленно приеду, – решительно заявил Андрей, разговаривать с которым ей нынче почему-то не хотелось, – это ужасно, что ты там одна! Можно мне приехать?..

      Если бы он не спросил, она бы не сопротивлялась, конечно. В конце концов, надеяться ей больше не на кого, только на него, на Андрея! Но он зачем-то спросил – можно? – и она ответила:

      – Нет.

      Он опешил:

      – Что – нет?

      – Нет – значит нет, – пояснила Глафира безмятежно. – Нет – значит не приезжай, Андрюша.

      Он помолчал, и молчание его выражало недоумение и огорчение. Он умел хорошо, выразительно молчать.

      – Глаша, – начал он осторожно, – что происходит?

      Ей стало смешно, и она засмеялась. Вот действительно!.. Что происходит?..

      – Ничего не происходит, – сказала она весело. – Просто у меня муж помер, и я его только что похоронила… Я как раз с похорон прилетела, я тебе об этом уже сообщила!

      – Я не виноват, что он помер, Глаша.

      – Конечно, нет, – успокоила его она, спохватившись.

      Раз от раза она как будто забывала эту его черту и потом вспоминала – с огорчением. Во всем и всегда он искал виноватых, кажется, с единственной целью – установить, что он не виноват. Никогда. Ни в чем.

      – Никто не виноват, Андрюша, – повторила Глафира задумчиво. – Я одна виновата.

      – Ты что, с ума сошла?! Чокнулась от горя?! Ты-то в чем