Мистерия. Вероника Мелан

персиковый цвет, опустившегося на Руур заката. То был первый раз, когда они увиделись после распределения, когда Тайра стала служанкой, а полногрудая, полногубая и черноглазая Сари – наложницей в Сладком Доме.

      Они встретились и подружились в пансионе: обеим по пять – маленькая, кудлатая и зареванная Тайра и вечно напуганная и неуверенная, длинноволосая Сари. Такие разные, но такие похожие. Обе потерявшиеся в жизни, обе старающиеся найти прутик, за который можно держаться, и в течение всех этих лет вынужденные скрывать общение, которое не просто не поощрялось – было строго наказуемо наставницами. Но годы текли, и синяки, получаемые обеими всякий раз, стоило матерям-наставницам обнаружить девочек вместе, не смогли похоронить дружбу.

      – Как ты? Как все прошло?

      Сброшенная с плеч тулу с фиолетовой Дерой на подоле лежала возле кровати; Сари смущенно потирала густо намазанное чем-то жирным плечо.

      Тогда им обеим было по восемнадцать, а тогда Тайра в первый день почувствовала этот запах – запах лаванды и апельсина.

      – Даже не знаю, как сказать.

      – Почему? Все было плохо? Там так ужасно, как рассказывают?

      – Да, в общем… нет, наверное. И да, и нет.

      – Не понимаю. Так хорошо или плохо?

      Темные глаза Сари смотрели на собственные густо накрашенные красной краской ногти на ногах – кажется, любовались; на одной из лодыжек позвякивал золотой браслет.

      Подруга смущенно втянула воздух, оторвала взгляд от собственных ступней и взглянула на Тайру – на ее лице играла растерянная и странным образом довольная улыбка.

      – Ты не поверишь, если я расскажу…

      – Поверю! Говори!

      – Знаешь, надо было тебе пойти со мной.

      – Я не могла, ты же знаешь. Распределение не обсуждается.

      – Да знаю я, знаю.

      – Так что там было?

      О Сладких Домах можно было услышать от мужчин, но никогда от женщин, никогда изнутри, и теперь Тайра нетерпеливо подпрыгивала на кровати, желая узнать продолжение.

      – С самого начала?

      – Ну, конечно!

      – Ладно, слушай. – Сари откинула кудрявые волосы с плеч, оперлась спиной на стену и принялась теребить собственные пальцы. – Ты только…

      – Что?

      – Не осуждай меня…

      – Что?

      Она откровенно чего-то смущалась, но чего? Даже в те далекие времена, когда она иногда воровала еду из чужих, втайне переданных родителями дочерям, сумок – не их собственных, нет, собственные родители что у одной, что у другой оказались слишком послушными, чтобы нарушать законы пансиона – Тайра никогда не осуждала подругу. Еда – она такая. Ее лучше иметь, чем не иметь. Это они обе уяснили с детства.

      – Я не буду тебя осуждать.

      – Точно не будешь?

      Тайра воспроизвела пальцами жест клятвы Богу, после чего спросила:

      – Видишь?

      А пятью минутами позже она свисала вниз головой с собственной кровати, пытаясь успокоить бушующую в непонятных местах кровь. Уши горели.

      – Она