Неоконченные предания Нуменора и Средиземья. Джон Р. Р. Толкина

смутился – он ведь знал, что Турин сам только что получил этот нож в подарок. Но в те времена считалось неучтивым отказываться от дара, что предложен от чистого сердца, кто бы ни дарил. Поэтому Садор серьезно ответил мальчику:

      – Ты щедр, как и весь твой род, Турин сын Хурина. Я ничем не заслужил такого подарка – боюсь, что и за всю оставшуюся жизнь не смогу отплатить тебе. Но что смогу, сделаю.

      Достав нож, Садор радостно воскликнул:

      – Эльфийская сталь! Да, вот подарок так подарок! Давно не держал я в руках эльфийского клинка.

      Хурин вскоре заметил, что Турин не носит ножа, и спросил его:

      – В чем дело? Быть может, ты и впрямь боишься порезаться?

      – Нет, – ответил Турин. – Я отдал нож Садору-столяру.

      – Ты что, не дорожишь отцовским подарком? – спросила Морвен.

      – Дорожу, – ответил Турин. – Просто я люблю Садора, и мне его жалко.

      И Хурин сказал:

      – Все три дара в твоей власти, Турин: любовь, жалость, и нож – наименьший из трех.

      – Только не знаю, заслуживает ли этого Садор, – заметила Морвен. – Он же покалечился по собственной неуклюжести, и не торопится делать, что ему велено – все возится с какими-то безделушками.

      – А все же он достоин жалости, – возразил Хурин. – Честная рука и верное сердце могут промахнуться, а такая рана болит сильнее, чем нанесенная вражьей рукой.

      – Но новый нож ты получишь нескоро, – сказала Морвен. – Вот тогда это будет настоящий дар – за свой счет.

      Однако Турин заметил, что с Садором стали обходиться приветливее. Ему даже поручили сделать новый трон для владыки.

      Однажды ясным утром месяца лотрона Турин проснулся от пения труб. Он бросился на улицу и увидел, что двор полон пеших и конных воинов в полном боевом вооружении. Хурин стоял там же и отдавал приказы. Турин узнал, что они сегодня выступают к Барад-Эйтелю. Во дворе собрались только дружинники и слуги Хурина, но в поход отправлялись все воины Дор-ломина. Часть войска уже ушла вперед – их вел Хуор, брат Хурина. Многие должны были присоединиться к владыке Дор-ломина по дороге и идти под его знаменем на всеобщий сбор, объявленный верховным королем.

      Морвен попрощалась с Хурином. Она не плакала.

      – Я сохраню все, что ты оставляешь на мое попечение, – сказала она, – то, что есть, и то, что будет.

      – Прощай, владычица Дор-ломина, – ответил ей Хурин. – Много лет не ведали мы такой надежды, как ныне. Пусть наш зимний пир будет радостнее всех предыдущих, а за зимой настанет весна, свободная от страхов!

      Он поднял Турина на плечо и крикнул своим воинам:

      – А ну, покажите наследнику дома Хадора, как сияют ваши мечи!

      Пятьдесят ослепительных клинков взметнулись к солнцу, и двор огласился боевым кличем северных эдайн:

      – Лахо калад! Дрего морн! Сияй, Свет! Беги, Ночь!

      И вот наконец Хурин вскочил в седло, и развернулось золотое знамя, и трубы запели в утренней тишине. Так уезжал Хурин Талион на битву Нирнаэт Арноэдиад.

      А Морвен и Турин все стояли