Свет-трава. Агния Кузнецова

пчелиную жизнь: пчелы, мол, сами знают, как надо и что надо. А выходит, не так, выходит, что человеку во все нужно вмешиваться.

      Степан Петрович поставил раму в улей, возвратился и присел на траву около стола.

      Солнце еще не поднялось над деревьями, и его лучи неравномерно прорывались сквозь стволы яблонь. На полянках плясали пятна солнечного света, и над ними взад-вперед летали пчелы. Вперед – быстро; обратно, обремененные ношей, – медленно. Иногда, не долетев до летка, они садились отдыхать на траву.

      Степан Петрович не спеша выбил трубку о сапог, достал кисет и набил ее табаком.

      – Вот возьми, к примеру, растения, – начал Степан Петрович, срывая под деревом ландыш. – Росли они и двести и пятьсот лет назад. Не вмешайся человек, так и росли бы без пользы. А теперь ими человек лечится.

      – Вот этим? – спросил Федя, указывая на ландыш.

      – Этим самым. А спорынья, черника, богородская трава, ромашка! Да всех не перечтешь. А сколько есть еще не открытых лечебных трав!

      Степан Петрович повернулся к Федору, снял шляпу и, вытирая рукавом свитера лысину, сказал, понизив голос:

      – Вот, к примеру, свет-трава!..

      Тогда и услышал Федя впервые о свет-траве. Вначале легенда не увлекла его. Но он записал ее в блокнот и с той поры стал интересоваться книгами, брошюрами и газетными статьями о лекарственных травах. В них не упоминалось о свет-траве, и она по-прежнему оставалась для него легендой.

      На следующее лето Федя снова побывал в Семи Братьях и опять услышал о свет-траве. И его отношение к легенде стало иным. Случилось это так.

      Степан Петрович послал Федю за вощиной в село Гречишное, расположенное в десяти километрах от Семи Братьев. Федя не успел там закончить дела и вынужден был переночевать в Гречишном.

      Он остановил лошадь у каких-то ворот и заглянул во двор. Двор просторный, опрятный. Окнами на улицу стоял небольшой дом с высоким крыльцом. Значительную часть двора занимал сеновал. Под навесом около верстака сидел старик с длинной бородой, какую Федя видел только на картинках, изображающих сказочного Черномора.

      Опасливо оглядываясь, нет ли собак, Федя подошел к старику. Тот надевал обруч на кадушку.

      – Здравствуйте, дедушка! – сказал Федя.

      – Здравствуй, сынок! – ответил старик, опуская с верстака кадушку на землю. – Чей будешь-то – не признаю? – неторопливо спросил он.

      – Я из Семи Братьев. Внук пасечника Степана Петровича Власова.

      – Знаю, знаю. Здоров дед-то?

      – Здоров, – сказал Федя. – Спасибо!

      – Садись, сынок, – старик кивнул на скамейку. – Лет шестьдесят прошло с тех пор, как я деда твоего видел. Был он еще парнем, на внучку мою заглядывался, да и я совсем молодым был, полсотни еще не прожил.

      Федя недоуменно посмотрел на старика, мысленно прикидывая его возраст, и не удержался, спросил:

      – Сколько же вам лет, дедушка?

      – Сто десять, сынок, минуло.

      – Вот это здорово! – восторженно воскликнул Федя и сел на скамейку.

      Он забыл