Гордость и гордыня. Джейн Остин

Бингли пригласил тебя самой первой!

      – Да, но его второй выбор ему как будто понравился больше.

      – A, полагаю, ты думаешь о Джейн, потому что он протанцевал с ней два раза. Да и правда могло показаться, будто он ею восхищен; я даже почти уверена, что так оно и было… я что-то такое слышала… но, право, не совсем поняла… что-то о мистере Робинсоне.

      – Вы не о том, что я расслышала, когда он разговаривал с мистером Робинсоном? Разве я вам про это не рассказала? Мистер Робинсон осведомился, как ему нравятся наши меритонские ассамблеи и не считает ли он, что в зале не перечесть красавиц, и какая кажется ему красивее всех прочих. А он начал с ответа на последний вопрос: «О, бесспорно, старшая мисс Беннет, тут не может быть двух мнений».

      – Только вообразите! Столь безоговорочно… право, кажется… но, впрочем, все это, знаете ли, может кончиться ничем.

      – Я подслушивала куда с большим толком, чем ты, Элиза, – сказала Шарлотта. – Мистера Дарси в отличие от его друга и слушать не стоило, не так ли? Бедная Элиза! Быть признанной всего лишь недурной.

      – Ах, не надо внушать Лиззи, будто его неучтивость стоит внимания. Он ведь такой неприятный человек, что понравиться ему было бы сущим несчастьем. Миссис Лонг сказала мне вчера, что он просидел рядом с ней полчаса и ни словечка не проронил.

      – Вы уверены, маменька? Нет ли тут ошибки? – сказала Джейн. – Я точно видела, как мистер Дарси говорил с ней.

      – Ну да, потому что она наконец спросила, как ему понравился Недерфилд, и не ответить он не мог. Но, по ее словам, он, казалось, был очень недоволен, что с ним заговорили.

      – Мисс Бингли упомянула, что он молчалив, если только не в кругу близких друзей, а вот тогда он на редкость приятный собеседник.

      – Не верю ни единому слову, душечка. Будь он таким, то побеседовал бы с миссис Лонг. Но я понимаю, в чем тут дело. Все говорят, что гордыня у него непомерная, и, сдается мне, он прослышал, что миссис Лонг не держит экипажа и на бал приехала на извозчике.

      – Меня мало трогает, что он не пожелал разговаривать с миссис Лонг, – сказала миссис Лукас, – но я бы предпочла, чтобы он все-таки пригласил Элизу на танец.

      – B другой раз, Лиззи, – сказала миссис Беннет, – я бы на твоем месте не стала танцевать с ним.

      – Право, маменька, я могу смело пообещать вам, что никогда не буду танцевать с ним.

      – B нем гордость, – сказала миссис Лукас, – мне менее неприятна, чем во многих других, так как ей есть извинение. Можно ли удивляться, что молодой человек со столькими достоинствами, благородного происхождения, богатый, обласканный фортуной, будет о себе самого высокого мнения? Если позволительно сказать, так у него есть право быть гордым.

      – Совершенно справедливо, – ответила Элизабет. – И я легко простила бы ему его гордость, если бы он не уязвил мою.

      – Гордость, – объявила Мэри, весьма льстившая себе мыслью о здравости своих суждений, – мне кажется, весьма обычный недостаток. Все книги, которые я читала,