Джейн Эйр. Шарлотта Бронте

собственной кровати, а багровое сияние исходит от огня в камельке детской. Была ночь. На столе горела свеча. В ногах кровати стояла Бесси с тазиком в руке, а в кресле возле моего изголовья сидел незнакомый джентльмен и низко наклонялся надо мной.

      Я испытала неизъяснимое облегчение: близость постороннего человека, не обитателя Гейтсхеда, не родственника миссис Рид, успокаивала, обещала защиту. Отвернувшись от Бесси (хотя ее присутствие было для меня куда менее тягостным, чем, например, Эббот), я вгляделась в его лицо и узнала мистера Ллойда, аптекаря, которого миссис Рид иногда звала к заболевшим слугам. Себя и своих детей она поручала заботам врача.

      – Ну-с, кто я? – спросил он.

      Я назвала его фамилию и протянула ему руку. Он взял ее с улыбкой, говоря:

      – Скоро мы будем чувствовать себя совсем хорошо!

      Затем мистер Ллойд осторожно уложил меня и, обратившись к Бесси, велел ей последить, чтобы ночью меня не тревожили. Он отдал еще несколько распоряжений, упомянул, что заглянет на следующий день, и удалился – к большому моему огорчению. Мне было так уютно, так спокойно, пока он сидел у моего изголовья. И когда он притворил за собой дверь, в комнате словно стало темнее, и сердце у меня вновь упало, удрученное невыразимой тоской.

      – Мисс, а вы уснете, как вам кажется? – спросила Бесси мягко.

      Я ответила ей лишь с большим трудом, ожидая услышать злой упрек:

      – Постараюсь.

      – Дать вам попить? А может, скушаете чего-нибудь?

      – Нет, спасибо, Бесси.

      – Так я, пожалуй, лягу. Ведь время уже за полночь. Но если вам что понадобится ночью, так вы меня позовите.

      Какая удивительная заботливость! Осмелев, я спросила:

      – Бесси, а что со мной такое? Я заболела?

      – Думается, в Красной комнате вам стало нехорошо, так вы сильно плакали. А теперь вам, должно быть, скоро полегчает.

      Бесси пошла в комнату горничной рядом с детской. Я услышала, как она сказала:

      – Сара, ляг со мной в детской. Я страх боюсь остаться одна с бедной девочкой. Она ж и умереть может! И что с ней такое приключилось? Может, ей что привиделось? Хозяйка была слишком уж строга.

      Она вернулась с Сарой, и они легли спать. Но перед тем как заснуть, шептались добрых полчаса. До меня доносились обрывки их разговора, и я более чем ясно понимала, какую тему они обсуждают.

      «Что-то прошло совсем рядом с ней, белое такое, и исчезло…»

      «А следом за ним – большой черный пес…»

      «Три громких удара по двери…»

      «Свет на кладбище прямо над его могилой…»

      И так далее, и так далее.

      Наконец обе уснули, свеча и огонь погасли. Для меня часы этой ночи тянулись в жутком бдении. Уши, глаза, ум были равно во власти ужаса – того ужаса, какой способны испытывать только дети.

      Случившееся в Красной комнате не завершилось тяжким или длительным телесным недугом: оно всего лишь вызвало у меня такое нервное потрясение, что его отголоски я испытываю по сей день. Да, миссис Рид, вам я обязана тягчайшими