Увези меня на лимузине!. Анна Ольховская

корабль – сложное хитросплетение проводов, мониторов, кнопок и рычагов. И все это для управления, вернее – слежения и поддержания. Слежения за состоянием и поддержания основных функций жизнедеятельности. Причем осуществлялось все это с дурным энтузиазмом, трубки торчали даже из носа.

      И вообще слишком уж много всего для одного несчастного тельца, распластавшегося на кровати и почти не видного из-под одеяла.

      Стоп. Распластавшегося? Я – плоская?! А где же…

      – Саша! – закричала я что было сил.

      А поскольку сил было мало, крик превратился в хриплый стон.

      Но меня услышали. Дверь распахнулась, и в палату вбежала осунувшаяся, побледневшая Сашка. Глаза у нее были подозрительно красными, веки – опухшими.

      – Анетка, милая, ты очнулась! – Саша упала возле кровати на колени и дрожащей рукой погладила меня по щеке.

      – Сашка, ты чего? – Я так удивилась необычному поведению подружки, что на мгновение забыла о главном.

      Но только на мгновение. В следующую секунду меня затрясло, аппаратура моментально среагировала и зашлась истерическим писком. Сашка вскочила и бросилась к дверям, видимо, хотела позвать врача. Но врач уже сам вбежал в палату, сопровождаемый перепуганной медсестрой. Они тарахтели на немецком, суетились вокруг меня, в руках врача хищно оскалился здоровенный шприц. Сашка держала меня за плечи и что-то говорила прямо в ухо, но я не слышала и не понимала ничего.

      Потому что упорно пыталась подняться с кровати, срывая с себя все провода и катетеры.

      И кричала, хрипела одно:

      – Где моя дочь?!!

      Врачу никак не удавалось сделать мне укол, Сашка с медсестрой не справлялись, надежно зафиксировать меня не получалось. Тогда врач что-то коротко приказал медсестре, и та выбежала из палаты.

      Чтобы через пару минут вернуться с ребенком на руках. Одетый в забавный костюмчик, очаровательные носочки с помпошками и крохотную розовую шапочку, малыш крепко спал. Вернее, малышка.

      Моя дочка.

      В палате сразу стало тихо: я пыталась вдохнуть, врач делал свое дело, Сашка улыбалась сквозь слезы, а медсестра положила малышку рядом со мной.

      Лапыш мой родной, наконец-то… Мы сделали это, несмотря ни на что, мы справились! Правда, я не помню, как прошел завершающий этап, но главное – ты здесь, рядом, сладко сопишь у меня под боком. Спасибо тебе, Господи.

      Я с восторгом рассматривала крупную, красивую девчушку. Неужели это я смогла выносить и родить это чудо? И где она там помещалась, такая большая? И почему она вовсе не красная и сморщенная, как положено быть новорожденному? Почему она такая хорошенькая?

      Причмокнув во сне, дочка раскинула ручонки и повернула ко мне голову. Да, понимаю, это – материнская эйфория, но все равно: передо мной был самый лучший в мире ребеныш!

      Маленькая папина копия. Из-под шапочки виднелись слегка вьющиеся каштановые волосы, брови, нос, губы – Лешкины черты четко проступали в этом крохотном личике. Длинные темные реснички отбрасывали тень на щеки. Может,