Пушкин. Изнанка роковой интриги. Юрий Дружников

публиковавшимся при жизни и найденным после смерти Натальи Николаевны вторым мужем Петром Ланским в ее бумагах, стоит 1831 год, а в некоторых списках даже 1832-й.

      Вересаев без доказательств считал временем создания стихотворения начало брачных отношений Пушкиных, и нам кажется это логичным; даты Соболевского и Бартенева предположительны. В десятитомнике (1977) стихотворение помещено в раздел «1827–1836», т. е. без даты. Если только оно действительно относится к Наталье Николаевне, то, судя по содержанию, оно написано в 1831 году, не ранее 18 февраля, то есть после, а не до первых брачных ночей.

      Вначале эта холодность жены его восхищает. Надолго ли? И что может быть в браке печальнее постели поневоле? Сегодня это называется sexual harassment. Сексуальная жизнь «не внемля ничему» – таково первое поэтическое свидетельство мужа. По-видимому, и потом в сексуальном плане их темпераменты оставались разными, что отнюдь не привязывало Пушкина к жене.

      Брак радикально изменил статус юной г-жи Гончаровой. А жизненный стиль поэта? Пушкин внушал себе, что начинает новую, с другим укладом, жизнь, но продолжал ту же. Жену он оставил утром первого дня одну в снятом для них доме на Арбате, чтобы провести день с друзьями.

      Но и она поразила друзей поэта. Кольваль Френкленд, англичанин, познакомившийся незадолго до этого с Пушкиным, вспоминает, как был приглашен к нему на обед. В гостях были также Киреевский и Вяземский. Френкленд отмечает: «Прекрасная новобрачная не появилась»[136]. Кажется, ситуацию лучше всех понял тогда Вяземский: «Ему здесь нельзя будет за всеми тянуться, а я уверен, что в любви его к жене будет много тщеславия. Женившись, ехать бы ему в чужие края, разумеется, с женою, и я уверен, что в таком случае разрешили бы ему границу»[137].

      Редко цитируется детальная запись старого приятеля Туманского, посетившего квартиру Пушкина вскоре после женитьбы: «Не воображайте, однако же, что это было что-нибудь необыкновенное. Пушкина – беленькая, чистенькая девочка с правильными черными и лукавыми глазами, как у любой гризетки. Видно, что она неловка еще и неразвязна: а все-таки московщина отражается на ней довольно заметно. Что у нее нет вкуса, это было видно по безобразному ее наряду, что у нее нет ни опрятности, ни порядка, о том свидетельствовали запачканные салфетки и скатерть и расстройство мебели и посуды»[138].

      Представим себе шестилетнюю семейную жизнь Пушкиных в виде кривой, подъем которой означает счастье, или, лучше сказать, благополучие. Зная факты, обнаружим, что этот подъем после бракосочетания непродолжителен, он то и дело омрачается материальными и психологическими проблемами. Затем на некоторое время ситуация стабилизируется. Появляются дети.

      Протоиерей С. Булгаков ссылался на мнение Достоевского, что в жене Пушкина соблазнительное смешение мадонны и Венеры. Она мадонна-фрейлина, мадонна-хозяйка, мадонна, рожавшая одного за другим детей[139]. Поэт хочет сбросить с себя цепи, которые, погорячившись, надел. Он укрывается в дионисизме, по выражению о. Булгакова, в духовном обывательстве. Жизнь его раздваивается.

      Пушкин

136

C. Frankland. Narrative of a Visit to the Courts of Russia and Sweden in the Years 1830 and 1831. London, 1832.

137

Кн. Вяземский – жене, 30 мая 1830. Лит. насл., т. 16–18, с.806.

138

В.И. Туманский. Стихотворения и письма. СПб., 1912, с.310–311. Этому свидетельству придает вполне резонно важное значение А. Шик: Женатый Пушкин. Берлин, 1936, с.43.

139

Лик Пушкина. Речи, читанные на торжественном заседании Богословского института в Париже. Paris, 1977, с.26.