Секретный паломник. Джон Ле Карре

перед ней. Но самое странное из моих впечатлений в момент первой встречи заключалось в том, что мне труднее всего вам объяснить. Потому что облик Стефани оказался намного ближе к нарисованному моим воображением образу, чем представлялось реально возможным. Цвет лица, аура искренности и правдивости, внутренняя сила в сочетании с утонченной хрупкостью – все в точности отвечало моим представлениям и ожиданиям, причем до такой степени, что если бы я случайно встретился с ней в совершенно другом месте, то все равно узнал бы в ней Стефани.

      – Меня зовут Нед, – сказал я, обращаясь напрямую к ее глазам. – Я друг Бена. И одновременно его коллега. Я приехал один. Никто больше не знает, что я здесь.

      Я собирался продолжить, поскольку мысленно заготовил напыщенную речь, где присутствовала, например, такая фраза: «Пожалуйста, передайте ему: что бы он ни совершил, для меня это не имеет абсолютно никакого значения». Но прямота и открытость ее взгляда остановили меня.

      – Почему вы считаете столь важным, знает кто-то о вашем прибытии сюда или нет? – спросила она.

      Говорила она без акцента, но с немецкими каденциями, делая чуть заметные паузы перед каждым открытым гласным звуком.

      – Он ни от кого не прячется. Кто еще может разыскивать его, за исключением вас? Зачем ему скрываться?

      – Насколько я знаю, у него могли возникнуть в некотором роде неприятности, – сказал я, входя вслед за ней в дом.

      Прихожая представляла собой студию и гостиную в одно и то же время. Большая часть мебели была накрыта чехлами. На столе я увидел следы трапезы: две кружки и две тарелки – обе использованные.

      – Какие неприятности? – требовательно спросила она.

      – Это связано с его работой в Берлине. Я думал, что он, вероятно, рассказал вам обо всем.

      – Мне он ничего не рассказывал. Никогда не обсуждал со мной свою работу. Возможно, потому, что знает: она меня совершенно не интересует.

      – А могу я в таком случае спросить, о чем он с вами беседует?

      Она ненадолго задумалась.

      – Нет. – Но затем чуть смягчила ответ: – Сейчас он вообще ни о чем со мной не разговаривает. Он, кажется, дал обет молчания монаха-трапписта. Это его дело. Иногда он наблюдает, как я пишу, иногда отправляется на рыбалку. Мы вместе едим и пьем немного вина. Но чаще всего он просто спит.

      – Давно ли он здесь?

      Она пожала плечами:

      – Уже дня три, наверное. Где-то так.

      – Он прибыл прямо из Берлина?

      – Его доставил сюда паром. А поскольку мы почти не общаемся, это все, что мне известно.

      – Он исчез, – сказал я. – Его теперь повсюду разыскивают. Они думали, что он мог приехать ко мне. Но я почти уверен, им ничего про вас не известно.

      Она опять слушала меня в своей необычной манере. Сначала мои слова, а потом мое молчание. Причем не ощущала при этом ни малейшей неловкости. Так слушают порой домашние животные. Это свойство натуры, пережившей глубочайшие