Мы будем любить всегда. Варвара Еналь

орбитальные станции. Григорий сказал, там вся связь блокируется. Придется действовать по заранее намеченной схеме. Связаться не получится.

      – Синтетики усиленно охраняют свои производственные станции, так было всегда, – пояснила Надя. – Для них это колыбель жизни. Там они производят себе подобных.

      – Не только для них. На станциях еще могут быть дети.

      – Тем более.

      Таис замолчала. В кухне пахло горячим кофе, приятный запах будил спрятанные глубоко внутри воспоминания. Довольная улыбка Кольки-Колючего, когда ему удавалось раздобыть продуктов. Уютные вечера около пляшущего искусственного огня примитивного обогревателя. Напряженные лица детей, ссорящиеся мальки: Вовик и Ромик.

      Где они теперь? Что с ними? Куда их везут? Как сложится их жизнь?

      Таис слишком быстро и слишком резко вышла из детства. Теперь она сама заботилась о чужих детях, спасала и оберегала их. Но полностью отделиться от прошлого не удавалось. Оно напоминало о себе внезапными картинками, знакомыми запахами и едким чувством утраты.

      Моага больше нет.

      Жалеет ли Таис об этом?

      Она не жалела. Станция не была тем домом, где ей было хорошо. Несмотря на относительно спокойное детство, на полную приключений юность, на зарождение любви, о которой она не сразу догадалась, Таис не хотела бы вернуться туда, в замкнутое и неизменное пространство, где было столько обмана и столько всего ненастоящего.

      Но и на острове Саб ей тоже не хотелось обитать. Она привыкла жить под бездонным огромным небом, привыкла к рассветам и закатам, но бедная деревенька не была родной. И зеленый остров, полный обезьян и фриков, тоже не стал близким.

      Таис так и не нашла своего собственного места, которое бы ей нравилось. Кроме этого крейсера под названием «Фрик».

      Пушистик остался внизу, на Земле. Он обрел стаю и встретил подружку. Ему было хорошо в густых лесных зарослях, ему понравилось питаться обезьянами, и он на удивление легко пережил разлуку с Таис и Федором.

      Собственно, он и не нуждался в них – ему не нужны были ни друзья, ни хозяева. Пушистик всегда был сам по себе. Пожалуй, вот он был по-настоящему свободным.

      – Ты переживаешь о чем-то, Тай? – осторожно спросила Надя.

      В ее добрых глазах читалось сочувствие, она отложила тонкое полотенце из самоочищающейся микроткани и приблизилась к голограмме.

      – Все в порядке?

      – Узнала, что на станции погиб наш друг. На старой станции, откуда мы с Федькой родом. Это был хороший парень, жаль, что вы так с ним и не познакомились. Мы наладили связь с нашими друзьями. Григорий, наверное, говорил.

      – Да, девочка Эмма, я помню. Вы с ней связывались еще на Сабе.

      – Да, именно так. Был еще мальчик Колька-Колючий. И теперь его нет. Мы уже с ним не встретимся.

      Надя ничего не сказала. Не уговаривала, не просила быть сильной. Просто кивнула и отошла.

      Да и что говорить? Слов уже не было, осталась только скорбь. И злость.

      Сильная злость на синтетиков. Сколько можно