Любви подвластно все. Джулия Энн Лонг

в переднюю часть магазина.

      Оливия же, с облегчением вздохнув, обошла угол стеллажа.

      Мистер Редмонд уже ждал ее. И держался он столь же непринужденно, как и в бальном зале накануне вечером: заложив руки за спину, стоял перед стеллажом, изучая корешки книг. И какая-то книга уже находилась у него под мышкой.

      Оливия молча смотрела на него, а он, даже не обернувшись, сказал:

      – Добрый день, мисс Эверси. – Голос его звучал чуть громче шепота.

      – Добрый день, мистер Редмонд. Вы интересуетесь историей?

      – Да. По той простой причине, что меня определенно завораживают события прошлого. В особенности – события вчерашнего вечера.

      – Вы о том случае, когда украли вальс?..

      Тут он наконец-то повернулся к ней и с улыбкой проговорил:

      – Я по-прежнему ничуть не жалею об этом.

      – На самом деле вы оказали мне услугу, потому что лорд Камберсмит непременно наступил бы мне на ногу. Он постоянно это делает.

      – Вот видите? Я истинный Робин Гуд бального зала.

      – Разве Робин Гуд не отдавал все бедным?

      – Но я и отдал. Себе, бедному. До этого прожившему годы, ни разу не потанцевав с вами.

      Оливия с трудом удержалась от смеха. А Лайон, снова улыбнувшись, добавил:

      – Я уже сделал покупку. – Он указал на книгу под мышкой. – Я просто хотел удостовериться, что здесь нет больше ничего из того, что мне нужно.

      – Очень предусмотрительно с вашей стороны, – заметила Оливия. – Мне было бы очень жаль, если бы вы упустили то, что хотели найти.

      Лайон одобрил этот намек очередной улыбкой, от которой по телу Оливии прокатилась волна жара.

      – А что это у вас в руке, мисс Эверси? – спросил он неожиданно. – Вы принесли мне любовное письмо?

      Оливия, едва не рассмеявшись, непроизвольно убрала руку с памфлетом за спину.

      – О, тысяча извинений… мой вопрос показался вам слишком дерзким? – Лайон изобразил раскаяние.

      – Говорите тише, мистер Редмонд. А вообще-то… Меня трудно чем-либо смутить. У меня несколько довольно необузданных братьев, знаете ли… Так что меня ничем не проймешь.

      – О да. Все знают ваших прытких братцев, мисс Эверси. Что ж… Трудно смутить, говорите? Поостерегитесь, иначе я могу принять ваши слова за вызов.

      – Я лично считаю вызовы пробой сил. Они очень воодушевляют.

      – Смелые слова для женщины, которая не хочет показать, что у нее в руке. Может, боитесь услышать, что я скажу об этом?

      Проклятье! Редмонд был прав. Оливия в растерянности заморгала, потом наконец, собравшись с духом, заявила:

      – Вы правы, мистер Редмонд. Я не хочу показывать это вам.

      – О господи, не покажете, потому… потому что это – стихи? – пробормотал Лайон с таким унынием в голосе, что Оливия расхохоталась, зажав рот ладонью. – Если бы вы только сказали мне, что любите стихи, я бы не ложился всю ночь и написал о вас, мисс Эверси, поэму.

      – Вы ошиблись, мистер Редмонд. Это не стихи. Что же касается бессонной ночи для написания поэмы… Я бы не пожелала вам столь суровых