Маленький городок в Германии. Секретный паломник (сборник). Джон Ле Карре

к нам с Мирой, улыбаясь во весь рот. «Мире понравится путешествие, непременно понравится, – говорит он. – Отличная речная прогулка. Поможет немного развлечься, забыть свои огорчения». Словно он все устроил специально для нее. Да, ответил я, должна понравиться, после чего угостил его выпивкой. Мне тогда показалось несправедливым: он так расстарался, а на него по-прежнему никто не обращал внимания. При всей его не слишком лестной репутации. Что бы о нем ни говорили, а мне стало жаль его. И еще я чувствовал благодарность, – добавил он на удивление искренним тоном, – как чувствую до сих пор. Прогулка получилась в самом деле незабываемой.

      Он снова замолчал, а Тернеру опять пришлось ждать, пока его более пожилой собеседник внутренне переживал свои личные проблемы. Из-за оконных решеток доносилось неустанное биение железного сердца Бонна: отдаленный грохот со строительных площадок, тщеславный рев двигателей мчавшихся мимо машин.

      – Признаться, я тогда подумал, что он решил приударить за Мирой, – сказал Медоуз после долгой паузы. – И не скрою: пристально следил, чтобы этого не случилось. Но не заметил ни намека на попытку сближения. Ни с той, ни с другой стороны. Бог свидетель, у меня на это выработался острый глаз после Варшавы.

      – Охотно верю.

      – Мне все равно, веришь ты или нет. Такова реальность.

      – У него и в этом смысле сложилась известного рода репутация, верно?

      – Да, отчасти.

      – С кем он крутил романы?

      – Если позволишь, я продолжу рассказ по порядку, – сказал Медоуз, разглядывая свои руки. – Не собираюсь распространять грязные сплетни. А меньше всего хотел бы делиться ими с тобой. Здесь и так несут порой столько чепухи, что от этого любого может стошнить.

      – Я все равно выясню, – заявил Тернер с помертвевшим лицом. – Просто уйдет больше времени, но это не твоя забота.

      – Стоял собачий холод, – продолжал Медоуз. – Льдины плавали по реке. Было так красиво, если ты способен это вообразить. Все организовали, как и обещал Лео: ром и кофе для взрослых, какао для детей. Мы радовались жизни, подобно беззаботным кузнечикам. Отправились мы из Кёнигсвинтера, где сначала зашли к нему в гости и немного выпили на дорожку. А потом поднялись на борт. И с этого момента Лео не оставлял своим вниманием меня и Миру. Он откровенно выделял нас среди прочих и не скрывал этого. Могло показаться, что для него мы были там единственными пассажирами. Мире это понравилось. Он закутал ей плечи шалью, рассказывал анекдоты, шутил… Я ведь не слышал ее смеха ни разу после Варшавы. А она не уставала твердить: «Давно мне не было так хорошо. Уже много лет».

      – Какие анекдоты он рассказывал?

      – Главным образом истории из собственной жизни. Их у него оказалось великое множество. Например, однажды в Берлине он опрокинул тележку с папками прямо посреди плаца для парадов, где как раз тренировались кавалеристы. И вот картина: старшина гарцует на коне, а внизу Лео возится со своей тележкой… Он мог подражать всем голосам, наш