Аэлита. Гиперболоид инженера Гарина (сборник). Алексей Толстой

трубка. Как в цилиндры мотора поступает бензин, точно так же взрывные камеры питались ультралиддитом – тончайшим порошком, необычайной силы взрывчатым веществом, найденным в лаборатории…ского завода в Петрограде. Сила ультралиддита превосходила все до сих пор известное в этой области. Конус взрыва чрезвычайно узок. Чтобы ось конуса взрыва совпадала с осями вертикальных каналов горла, поступающий во взрывные камеры ультралиддит пропускался сквозь магнитное поле.

      Таков в общих чертах был принцип движущего механизма: это была ракета. Запас ультралиддита – на сто часов. Уменьшая или увеличивая число взрывов в секунду, можно регулировать скорость подъема и падения аппарата. Нижняя его часть значительно тяжелее верхней, поэтому, попадая в сферу притяжения планеты, аппарат всегда поворачивается к ней горлом.

      – На какие средства построен аппарат? – спросил Скайльс.

      Лось с некоторым изумлением взглянул на него:

      – На средства республики…

      Лось и Скайльс вернулись к столу. После некоторого молчания Скайльс спросил неуверенно:

      – Вы рассчитываете найти на Марсе живых существ?

      – Это я увижу утром, в пятницу, девятнадцатого августа.

      – Я предлагаю вам десять долларов за строчку путевых впечатлений. Аванс – шесть фельетонов по двести строк, чек можете учесть в Стокгольме. Согласны?

      Лось засмеялся, кивнул головой: согласен. Скайльс присел на углу стола писать чек.

      – Жаль, жаль, что вы не хотите лететь со мной: ведь это в сущности так близко, ближе, чем пешком, например, до Стокгольма, – сказал Лось, дымя трубкой.

      Спутник

      Лось стоял, прислонившись плечом к верее раскрытых ворот. Трубка его погасла.

      За воротами до набережной Ждановки лежал пустырь. За рекой неясными очертаниями стояли деревья Петровского острова. За ними догорал и не мог догореть печальный закат. Длинные тучи, тронутые по краям его светом, будто острова, лежали в зеленых водах неба. Над ними зеленело небо. Несколько звезд зажглось на нем. Было тихо на старой Земле.

      Рабочий Кузьмин, давеча мешавший в ведерке сурик, тоже подошел и остановился в воротах, бросил огонек папироски в темноту.

      – Трудно с Землей расставаться, – сказал он негромко. – С домом и то трудно расставаться. Из деревни идешь на железную дорогу – раз десять оглянешься. Изба соломой крыта, а – свое, прижилое место. Землю покидать – ай, ай, ай…

      – Вскипел чайник, – сказал Хохлов, другой рабочий, – иди, Кузьмин, чай пить.

      Кузьмин вздохнул: «Да, так-то», и пошел к горну. Хохлов – суровый человек – и Кузьмин сели у горна на ящики и пили чай, осторожно ломали хлеб, отдирали от костей вяленую рыбу, жевали не спеша. Кузьмин, мотнув бородкой, сказал вполголоса:

      – Жалко мне его. Таких людей сейчас почти что и нет.

      – А ты погоди его отпевать.

      – Мне один летчик рассказывал: поднялся он на восемь верст, – летом,