Елизавета Петровна. Наследница петровских времен. Константин Писаренко

четвертая

      Годы ожидания

      В Москве Елизавета Петровна проживала в Китай-городе, на Ильинской улице, в доме, некогда принадлежавшем роду Шеиных. В Петербурге облюбовала квартал на отшибе Миллионной улицы, напротив Красного канала и Царицына луга (ныне Марсово поле). В двух дворцах братьев Нарышкиных – Александра и Ивана Львовичей – поселилась сама. Обслуживающий персонал разместила в доме барона В.П. Поспелова. Со стороны Миллионной с цесаревной соседствовал граф Савва Лукич Рагузинский-Владиславич, со стороны Мойки – осиротевший двор А.И. Румянцева.

      В историографии принято рассматривать восемь петербургских лет (1732–1740) как период беспросветной опалы и перманентной угрозы очутиться в монастыре или где похуже. Это не совсем правильно. В отличие от предыдущей четырехлетки, эти две прошли вполне безмятежно. При всем желании Анны Иоанновны поквитаться с двоюродной сестрицей, поделать она ничего не могла. Растущая популярность соперницы мешала уничтожить ее, как Шубина, простым росчерком пера. Прибегнуть к клевете не считал целесообразным Бирон, советовавший бить наверняка, то есть при наличии прямых улик заговорщической деятельности цесаревны. Однако, к досаде императрицы, та вела себя на редкость верноподданнически и даже повода к серьезным подозрениям не давала.

      Несколько раз царица срывалась, цепляясь за какую-либо мелочь. Вот 17 (28) апреля 1735 г. велела шефу Тайной канцелярии А.И. Ушакову нагрянуть с обыском на квартиру Ивана Петрова, регента певчих Елизаветы, а потом и его хорошенько расспросить о том, чем там они занимаются. Очевидно, государыня от кого-то услышала о театральных забавах при «малом дворе» и подумала, что без политических аллюзий и намеков на той сцене не обходятся. Не должны обходиться. Потому и ворвались на рассвете 18 (29) апреля в жилище Петрова на Греческой улице Адмиралтейского острова ушаковцы во главе с командиром. Хозяина не застигли. Опечатав найденные бумаги, послали команду на Смольный двор, куда тот уехал в свите цесаревны. Арестованный регент просидел под караулом три недели, до 9 (20) мая, после чего вышел на свободу. Среди нотных тетрадей, писем и книг попалось два сомнительных листка – воспевание анонимного лица, возведенного «на престол россиския державы», и отрывок из пьесы с упоминанием некой принцессы Лавры. Следствие выяснило, что воспевание посвящено Анне Иоанновне, а принцесса Лавра «во образи богини» – героиня пьесы, то ли сочиненной, то ли списанной откуда-то фрейлиной М.Е. Шепелевой, ныне Шуваловой, еще в Москве.

      Достоин примечания факт отправки этих листков на экспертизу архиепископу Новгородскому Феофану Прокоповичу. Тем самым императрица подчеркивала собственную беспристрастность и объективность обвинений, если таковые будут. Глава Синода, между прочим, счел оба документа невразумительными и требующими доследования. В итоге надежды на громкий процесс не оправдались, и государыне пришлось вновь затаиться до какой-нибудь иной оказии. Как ни странно, «оказия» существовала и давно, причем