Мимолетности, или Подумаешь, бином Ньютона!. Екатерина Вильмонт

дать за незнакомыми людьми и придумывать им историю. А этот был еще очень красив. Он, конечно, не итальянец. Скорее всего, скандинав. Светло-каштановые волосы, светлые глаза, то ли голубые, то ли зеленые, не разглядишь. Ботинки на нем явно очень дорогие. И часы. За годы работы в глянцевом журнале я научилась распознавать такие вещи. Интересно, чему он так радуется? Обручального кольца нет. Хотя это ничего не значит. А может, как раз этому он и радуется? Может, развелся, освободился? Если он был женат на итальянке, то развод дался ему ох как нелегко… А я? К чему привела меня маниакальная идея замужества? С любимым не вышло, так хоть с кем… Мне вдруг стало страшно. Через две недели свадьба… И платье сшито… Верх изысканности – тончайший шелк цвета слоновой кости с брюссельскими кружевами… И свадебное путешествие заказано. На Мальдивские острова. Идея не моя. Но Серджио обожает дайвинг и рыбацкие приключения. А что мне-то там делать? Но я молчу. Мне в общем как-то все равно. Мальдивы так Мальдивы.

      Я продолжала наблюдать за скандинавом. Громадная порция мороженого таяла, а он чересчур медленно и вальяжно его ел. Вот тормоз! Горячий скандинавский парень! Да сейчас мороженое потечет на дорогие светлые брюки. И точно!

      – Ах мать вашу! – воскликнул он на чистейшем русском языке.

      На брючине расползалось большое шоколадное пятно. Он вскочил в растерянности, ловко зашвырнул мороженое в довольно далеко стоящую урну. Полез в карман за носовым платком…

      Я вытащила из сумки пакетик с пятновыводящими салфетками.

      – Вот, возьмите. Это ототрет пятно. Он взглянул на меня с удивлением.

      – Это пятновыводитель?

      – Да. Только не тормозите, оттирайте скорее.

      – Спасибо. Вы русская? А я решил, что вы типичная итальянка… И очень красивая.

      А мне-то казалось, что он меня и не заметил.

      – С ума сойти, кажется и вправду отходит…

      – Возьмите еще одну. Эта уже грязная.

      – Спасибо, вы просто чудо. Спасительница. У меня через полтора часа переговоры, а гостиница далеко. Я бы не успел. Хотел уж бежать покупать новые брюки.

      – Все в порядке. Теперь надо высушить пятно.

      – Да тут на солнышке в миг высохнет. Чем я могу отблагодарить вас?

      – Не о чем говорить. И вот, возьмите эту пачку. У меня еще есть.

      – Ну, уж тогда я буду в неоплатном долгу.

      – Пусть это будет ваш самый большой долг в жизни, – засмеялась я.

      – Ненавижу быть должным. Долг даже в десять рублей меня напрягает.

      – Хорошо, тогда в отплату этого непомерного долга скажите, почему у вас был такой невероятно счастливый вид? У вас случилось что-то хорошее? Поделитесь.

      – Да нет… Ничего такого… Просто Рим, площадь Испании, потрясное мороженое, солнышко…

      – Только и всего? А я решила, что вы… Впрочем, неважно.

      – Нет уж, договаривайте. Что вы там насчет меня решили?

      – У меня было два варианта. Либо вы здорово и счастливо влюблены…

      – Либо наоборот, только что развелся?

      – Именно!

      – Увы, ни то ни другое. Просто я умею наслаждаться моментом. Мне было хорошо. Я ответил на ваш вопрос?

      – Пожалуй.

      – А что вы делаете сегодня вечером?

      – Сегодня вечером… Я занята.

      – Ну что ж, не смею настаивать. Но мне жаль. Скажите, прекрасная незнакомка, как вас зовут. Хотя сперва следует мне представиться. Гунар Лиепиньш.

      – Вы латыш?

      – На одну четверть.

      – А меня зовут Фаина.

      – Фаина? Какое редкое имя… Кажется, никогда не знал ни одной Фаины, кроме разве что Раневской.

      Я развела руками и улыбнулась. Я все-таки почти угадала. Хоть и не скандинав, но прибалт, что в принципе почти одно и то же. Словом, викинг.

      – А завтра, примерно в это время, вы свободны?

      – Увы, нет.

      – Ну что ж, тогда прощайте, прекрасная незнакомка. Нет, не так! До свидания, прекрасная Фаина.

      – Удачи на переговорах, Гунар!

      Я повернулась и пошла прочь. Почему я не захотела встретиться с ним еще разок? Испугалась? Наверное. Ни к чему мне сейчас заводить какие-то новые отношения. Я чувствовала, что понравилась ему… А он мне, кстати, не очень… слишком красивый.

      Мои родители расстались, когда мне было десять лет. Поначалу я страшно горевала, но, повзрослев, поняла, что только чудом они продержались вместе столько лет. Как там у Пушкина: «Они сошлись. Вода и камень, стихи и проза, лед и пламень…» В отце бушевала смесь разных кровей – итальянской, еврейской, польской и русской. В маминых жилах текла смесь русской и финской. Мама во всем и всегда стремилась к порядку. Она просто не могла жить, если что-то было не сделано, не улажено, не соответствовало ее представлениям о пресловутом порядке. А отец был человек стихийный. Ему этот порядок претил, он вечно дразнил маму «Фрау Орднунг». Словом, они расстались. И я помню, когда отец