Додинастический Египет. Лодка у истоков цивилизации. Дмитрий Прусаков

ных золотых приисков неподалеку от Красного моря», чтобы они могли «возносить молитвы богам пустыни», прежде всего ее покровителю Мину. Этот памятник – «жемчужина прошлого», «один из наиболее хорошо сохранившихся египетских храмов», – был открыт для европейцев в 1816 г. французским путешественником-естествоиспытателем Фредериком Кайо и до Вейгалла, по его словам и к его искреннему удивлению, посещался всего двумя египтологами: К. Р. Лепсиусом и В. С. Голенищевым. Из иностранцев за почти столетие еще только «несколько горных инженеров и старателей видели святыню, но так как они обезобразили ее стены своими автографами, можно лишь пожалеть о том, что и им не сиделось дома» [461].

      Рис. 1. Лодки Вади Аббад. Доисторические петроглифы

      Здесь, в полузабытом пустынном уголке почти в 60 км от Нила на гладких поверхностях отвесной скалы, приютившей храм, и двух ее массивных обломках вблизи устроенного под ней колодца[1] Вейгалл обнаружил «очень много выцарапанных или выдолбленных рисунков, вне всякого сомнения принадлежащих архаической и даже доисторической эпохе». Среди них заметно выделяются «многочисленные изображения странных ладей», которые он добросовестно перерисовал чернилами, а потом напечатал (рис. 1), хотя в целом проявил к этому феномену интереса не больше, чем Питри к первобытным петроглифам лодок у Асуана, посвятив ему менее страницы своих в остальном довольно подробных, изобилующих художественными описаниями мемуаров [461]. Пусть Вейгалл, проживший в Египте около десяти лет, и стяжал у современников репутацию египтолога инспекционной активностью, участием в археологических раскопках и публикациями соответствующего профиля [230], практический и «промышленный» ум этого истинного британца, похоже, куда сильнее занимали географическое положение и остаточный ресурсный потенциал древних каменоломен и, особенно, золотых выработок, состояние ведущих к ним через пустыню дорог и здешние перспективы автомобильного транспорта, действующие колодцы и удобные места для биваков и т. и. Что до его научных концепций, то, например, древнеегипетские золотоносные жилы он считал «копями царя Соломона», а верхнеегипетскую Восточную пустыню – библейской страной Офир[2], откуда иудейскому самодержцу, согласно 3-й книге Царств (9: 26–28), доставили на корабле Красным морем 420 талантов золота. Однако Вейгалл не связывал рисунки загадочных судов на «золотых» сухопутных маршрутах Египта ни с иноземными гостями, ни с нильскими речниками. При этом его вовсе не смущало столь удаленное развитие доисторическими камнерезами «навигационной» темы как от моря, так и от Нила; для Вейгалла лодки в глубине «Красной земли» априори не имели ничего общего с реальностью, а были чисто культовым явлением: «священными барками, которые в древности составляли такую существенную часть египетского религиозного церемониала». Конкретно, он видел в них атрибут нарождающегося поклонения Мину, богу плодородия и сберегателю путей и странников в Восточной пустыне, обосновывая свою догадку наличием на одной из петроглифических ладей у храма в Вади Аббад антропоморфной фигуры с «поднятым цепом» [461].

      На первый взгляд, неверие не только Вейгалла, но и ряда позднейших исследователей в некогда физическое присутствие в египетских восточных вади лодок «диковинной» формы, увековеченных петроглифами как рассмотренного, так и открытых в дальнейшем скоплений, имеет полное оправдание: «Жара в пустыне сильнейшая, в колодцах не всегда хватает воды. Скалы настолько горячи, что до них нельзя дотронуться голыми руками, а ботинки дают лишь слабую защиту ступням. Находясь на солнцепеке, лучше снять с пальца кольцо, иначе раскаленный металл сожжет кожу до волдырей» и т. п. [461]. Безводное каменное пекло – и вдруг какие-то лодки?

      С другой стороны, по свидетельству того же Вейгалла, в его времена в этих местах с их труднопереносимыми зноем и сушью удачливому охотнику удавалось добыть газель. Совсем недавно английский египтолог Тоби Уилкинсон писал о «на удивление обильной растительности» в отдельных восточных вади, где его экспедиция однажды спугнула своими внедорожниками небольшое стадо газелей [470]. Путешествующие по Верхнему Египту в наши дни авторы рассказывают о случающихся там грозах с градом «с куриное яйцо» и о бушующих потоках, возникающих в ущельях после выпадения ливневых осадков [392]. Утонуть в североафриканских вади – актуальная опасность для людей и животных, застигнутых в них редкими, но обладающими огромной силой дождями Сахары [9]. Рисунки слона и гиппопотама рядом с лодками на скалах Вади Аббад напоминают о том, что на известном этапе дофараоновского прошлого, когда, вероятно, они и были сделаны, климат нынешней аридной и гипераридной Восточной пустыни отличался весьма высокой и устойчивой влажностью [19; 40]. Да и собственно ее протяженные вади являются не чем иным, как пересохшими руслами древних рек, впадавших в Нил, а значит, объективный исследователь не только вправе, но и обязан предусмотреть хотя бы гипотетическую возможность существования в их бассейнах столь же древних плавсредств, запечатленных здесь не в исключительно магическом или культовом качестве (хотя огульно отвергать подобные трактовки я бы тоже не стал [ср. 22]), а еще и как «иллюстрация» самой что ни на есть повседневной действительности.

1

Возможно, того самого спасительного для людей водного источника на «злосчастной дороге» в пустыне, рытье которого восславляет храмовая надпись от 9-го года царствования Сети I [226].

2

Специалисты помещали ее «на побережье Индийского океана в районе Африканского рога или на побережье Аравийского полуострова» [6].