Деде Коркут. Анар Расул оглу Рзаев

оего деда Коркута», рукопись которого была обнаружена в Национальной библиотеке города Дрездена. Перевод вызвал настоящую сенсацию. Огузский Тепегёз (Темя-глаз), главный персонаж памятника, являл собой родного брата циклопа Полифема из «Одиссеи» Гомера.

      Возникает вопрос: какова связь между древнегреческим мифологическим образом и столь же мифологическим персонажем эпоса огузов, переселившихся из Центральной и Средней Азии на территорию Азербайджана и Малой Азии в XI веке? Для выяснения этого вопроса обратимся сначала к древнегреческому путешественнику и историку Геродоту (V в. до н. э.). После описания исседонов – одного из многочисленных племен Центральной Азии – он сообщает: «..А выше его, по рассказам исседонов, живут одноглазые люди и стерегущие золото грифоны. Со слов исседонов повторяют это скифы, а от скифов знаем мы, почему и называем их по-скифски аримаспами. Словом „арима“ скифы называют „один“, а „спу“ на их языке – „глаз“». Территория аримаспов, судя по древним источникам, находилась где-то между Восточным Уралом и Алтаем. Для нас особенно ценен тот факт, что миф этот бытовал в тех местах, где обитали «аримаспы» Геродота. В самом деле, в XIX в. казахский этнограф Ч.Ч. Валиханов (1835-1865), а вслед за ним русский востоковед П.В. Остроумов записали в киргизско-казахских степях миф об одноглазых великанах, сюжет которого в главных чертах совпадает с мифом о Полифеме в «Одиссее», в особенности со сказанием о Тепегезе «Книги моего деда Коркута».

      А кто же были огузы? Так именовали себя объединенные тюркоязычные племена, жившие еще в VI–VIII вв. на Алтае и в Центральной Азии, а до X в. – в Средней Азии и Поволжье. С конца X по XIII в. они проникали в Закавказье, оседали там или вели кочевой образ жизни. В течение длительного времени эти племена играли одну из главных ролей в этногенезе азербайджанцев и стали основной составляющей этого народа. Огузы обладали богатым фольклором, в частности эпосом, который из поколения в поколение передавался изустно. На новой родине, в Азербайджане, очевидно, в XIII в., они синтезировали двенадцать народных сказаний о древних богатырях, мифических персонажах типа упомянутого Тепегеза, расцветили их многими событиями из собственной жизни уже на территории Закавказья и Малой Азии, создав, таким образом, великолепный по языку и стилю эпический памятник – «Книгу моего деда Коркута», дошедший до нас в рукописи XVI в.

      Огузские сказания, включенные в упомянутый памятник, разнотипны и не связаны между собой ни темой, ни сюжетом. Общими для них являются лишь имена героев и персонажей, а главное – образ древнетюркского старца, певца подвигов огузских богатырей Деде Коркута.

      Являясь эпической историей народа, сказания памятника в первую очередь ярко выражают межплеменную сплоченность перед опасностью нападения врагов. Многие из них насыщены бытовыми и этническими деталями. Красочно описаны в памятнике всевозможные приключения огузских богатырей, свадебные обряды, единоборство героев с силами зла. В сказаниях отражены и социально-нравственные черты огузов, родоплеменные связи и взаимоотношения в семье. Только в одном, двенадцатом, сказании говорится о разногласиях и распре среди огузов. Весьма вероятно, что это сказание складывалось в период борьбы между огузскими беками за власть.

      По мотивам «Книги моего деда Коркута» азербайджанский писатель Анар создал повесть, которая предлагается вниманию читателей. Свою повесть Анар назвал «Деде Коркут». Он построил ее так, что в ней освещены почти все сюжеты, сюжетные линии, эпизоды и даже отдельные мотивы памятника далекой старины. В то же время повесть эта – оригинальное произведение. В ней очень рельефно подчеркнуто все то положительное, чем жило огузское общество и что увековечено сказителями. Основной пафос повести Анара составляет стремление огузов жить в мире и согласии между собой и с соседями. Анар проявил большое умение, создав композиционно целостное произведение из разносюжетных сказаний первоисточника. Фактически он синтезировал эпическую историю огузов, художественно переосмыслив все то, что происходило с ними, чем они жили, какими идеалами руководствовались.

      События повести развиваются в совершенно ином плане, чем в «Книге моего деда Коркута». Автор начинает свое повествование с междоусобиц давно минувших дней, когда огузские беки уничтожали друг друга, а погибая, оборачивались грудой камней. Это очень удачный ракурс, напоминающий нам о реально существующих памятниках – надгробных камнях и каменных фигурах (балбалах), воздвигнутых над могилами древнетюркских, в том числе древнеогузских богатырей. Ими богаты просторы Сибири и Енисейской поймы. Этот своего рода эпиграф, вмонтированный писателем в ткань эпических сказаний, во многом разъясняет, почему огузские племена покинули свою родину и пустились в бесконечные дали, пока не добрались до Кавказских гор и малоазийских степей, принося с собой и передавая из уст в уста песни о подвигах и поражениях своих далеких предков. Новаторством писателя является и то, что он ввел в повесть известную легенду о бегстве Деде Коркута от смерти. Этой легенды нет в огузском памятнике, но она очень популярна среди тюркоязычных народов. Мотив бегства проходит сквозь всю повесть, делая тем самым Деде Коркута свидетелем всех событий, которые и побудили его сложить и спеть свои сказания. В повести значительно переосмыслен