Одиннадцать дней вечности. Кира Измайлова

понимаю, – удрученно произнес он. – Я и Клаус? Да? Мы братья, я самый младший, повторяю.

      Я снова указала на портрет, потом на свои уши, и на пальцах сосчитала – один, два, три… десять!

      Эрвин молчал, и морщина между его бровей делалась все глубже. Он не понимал, и я решила попробовать снова: коснулась его руки, затем портрета, показала на пальцах – двое! Двое братьев! И еще восемь. И опять – портрет, мои уши, Эрвин – и отрицающий жест. Никогда я не слышала о нем, ни разу!

      – Он обо мне не упоминал? – догадался, наконец, принц. – Да? И верно, нас было одиннадцать братьев… Погоди, я перечислю их, а ты кивай, если слышала эти имена! Михаэль… Андреас… Клаус…

      Я кивала, как заведенная механическая игрушка, и только на его имени – Эрвин – помотала головой.

      – А сестра? У нас есть еще сестра, – произнес он, нахмурившись. – О ней Клаус тоже не говорил?

      Я снова покачала головой.

      – Как странно, – проговорил он, потерев лоб. – Я – понятно, не удивляюсь, что обо мне стараются вспоминать пореже, но Элиза…

      «Элиза, – вспомнила я, – значит, он писал сестре. Почему же не отправил письмо? Или это был черновик?»

      – У меня голова идет кругом, – признался Эрвин, – и я не знаю, с чего начать. Анна сказала, что пыталась научить тебя писать, но толку не вышло. Ты бы назвалась, если бы сумела?

      Я согласно кивнула. Увы, написать свое настоящее имя я бы не смогла, а называться так, как звал меня Клаус, не желала.

      – Я вижу, ты хочешь о чем-то рассказать мне, – произнес он наконец. – И, наверно, у меня получилось бы задавать тебе вопросы, на которые можно ответить только «да» или «нет», как делает Анна, если бы я мог их придумать! Если тебя тяготит немота, то меня мучит собственная глупость!

      Эрвин в сердцах ударил кулаком по колену, но тут же разжал пальцы и криво усмехнулся – мол, что за несдержанность?

      Воцарилось молчание, потом он сказал:

      – Что ж, попробую узнать хоть что-то… Ты немая от рождения? Нет? Я так и думал… Ты лишилась голоса из-за болезни? Тоже нет? Ладно, пока оставим это… Ты не из наших краев, Анна верно поняла?

      Тут я могла кивнуть – я в самом деле появилась на свет очень далеко отсюда.

      – Ты, видно, благородного происхождения, – произнес Эрвин серьезно. – Ты красива, грациозна, обучена живописи и… кстати, умеешь ли ты музицировать?

      Я кивнула. Еще там, во дворце Клауса, я слышала оркестр и заинтересовалась. Старый музыкант показал мне ноты, но мне они показались всего лишь закорючками. А вот арфа… арфа звучала почти так, как у меня на родине, и, немного позанимавшись, я научилась извлекать красивые созвучия из этого инструмента. Вряд ли это можно было назвать настоящей игрой, но придворным – и особенно Клаусу – моя музыка нравилась.

      – И на чем же ты играешь? На клавесине? На флейте? – напряженно спросил Эрвин, будто подслушав мои мысли.

      Я изобразила пальцами струнный перебор, и он снова нахмурился.

      – И танцуешь ты тоже прекрасно, ведь так?

      Тут уж я могла честно ответить