Неизвестность. Алексей Слаповский

на тему окружающей жизни. Я иной раз вспомню про жизнь крестьян, что она тяжелая. И что жаль погубленной прошлой семьи. Она это принимает с сочувствием, но говорит, что какая у тебя была будущая? Пахал и сеял, пахал и сеял, вот и вся будущая. И дети бы стали пахать и сеять без горизонта лучшей жизни. Два года урожай, третий недород, глодаете корки вне зависимо от хоть Революции, хоть не Революции. И это правда, но я все ж таки спорил, не чтобы ее заспорить, а мне нравилось, как она волнуется до приятной красноты на лице. У меня начиналась сразу такая любовь, что стыдно было перед Екатериной и Ксенией, как перед живыми, хоть они давно мертвые.

      Грех жаловаться, хорошо живем. Даже писать об этом много не хочу, чтобы не сглазить. Когда все хорошо, то боишься спугнуть словами. Это как нам батюшка говорил раньше в Церкви про бога, что не упоминай его всуе, то есть зря. Не допекай. Вот я и не хочу допечь свое Счастье, чтобы оно не осерчало и не отвернулось.

      Еще мне дали ударный коммунистический паек к рождеству. Это я не хвастаюсь, а в качестве приятного внимания за мою работу. В том числе утка, сейчас моя Валя ее жарит и меня ждет к столу, а я пишу, а она на меня смотрит так, что я будто умываюсь горячей водой с головы до ног. И Вова ходит под ногами веселый и здоровый, что-то говорит себе детское. У Вали пока не получается зарождения ребенка, но врач сказал, что так бывает, подождите. Мы ждем, ничего, когда людям хорошо жить, они ждать согласны.

      1925 год[7]

      Рассвет

      Земля моя, встречай рассвет

      Навстречу новой жизни!

      Мы с ней увидим новый свет

      В своей большой Отчизне.

      Мы дети тех, кто век страдал

      От тягот и неволи.

      Но мы убили капитал

      В лесу и чистом поле.

      И даже если ночь уже,

      И тьма глядит в оконце,

      Но свет всегда в моей душе,

      Независимо от солнца.

      Колеса. Для Вовы

      Вот колеса у тебя,

      На твоей игрушке.

      Там работа есть моя,

      В этой детской штучке.

      Ты пыхтишь, как паровоз,

      Едешь с ним по полу.

      Ты быстрей его колес,

      Но пойдешь ты в школу.

      Там все сбудутся мечты,

      Скоро станешь взрослым.

      И тогда освоишь ты

      Настоящие колеса.

      И поедешь по стране,

      Славен каждым делом.

      С благодарностью и мне,

      Что игрушку сделал.

      Валя

      Ты женщина моих суровых грёз,

      Моей судьбы и моего страданья.

      Мечту я о тебе сквозь фронт пронес,

      Хотя еще не знал твоего созданья.

      Не знал тогда, что ты на свете есть,

      А то бы приготовился ко встрече,

      Но кончился мой страшный темный лес,

      И вышла ты, любимая, навстречу.

      Я ничего на свете не боюсь,

      Кроме того, что ты меня оставишь.

      Боюсь, что я твой непосильный груз,

      Что рядом ты со мной

7

За этот год нет записей, только стихи. Н.Т. Смирнов, скорее всего, сочинил их порывом, в течение короткого срока. Показал их жене – судя по тому, что некоторые слова подчеркнуты красными учительскими чернилами, исправлены также ошибки. Но эти подчеркивания и исправления – только в первых трех стихотворениях, далее все оставлено в первозданном виде. Как оценила Валентина-Вальтрауд Смирнова-Кессених стихи мужа, неизвестно, но больше Николай Тимофеевич стихов никогда не писал. Однако и записей в этом году не сделал. Возможно, считал сказанное стихами достаточным.