Темная сторона Москвы. Мария Артемьева

Либерее, были столь редки и примечательны, что сами по себе являлись целым состоянием, или, скорее, достоянием. Это такой соблазн! Для некоторых людей просто непреодолимый. Возможность отыскать подобную книгу, упомянутую в каких-либо исторических источниках, – это возможность, во-первых, подтвердить само существование легендарной Либереи, а во-вторых – нащупать след вероятного ее местонахождения, ну и…

      – Я начинаю понимать, к чему вы клоните, – улыбнулся я старику. Но он, раскочегарившись, только махнул рукой в мою сторону, чтоб я заткнулся. Торопливо хлебнул минеральной воды и заговорил снова:

      – Однажды к Ивану Грозному обратился ногайский хан Тинехмат. Просил отыскать в Либерее рукопись сочинения Казвини «Аджанбу-аль-махлукат», в переводе с арабского – «Чудеса природы». Книгу искали, но не нашли… Неизвестно: царь обманул или слуги-балбесы не сыскали. Не в этом суть. – Старик неожиданно замолчал, а когда начал говорить снова, по лицу его забегали какие-то тени. – XVI век – время, когда магия и наука еще не были окончательно разделены. Научные трактаты содержали много чепухи, время от времени блистая гениальнейшими догадками, достойными звания открытий. В ту эпоху магия и наука трудились вместе на одной ниве познания. И действия обеих одинаково не одобрялись религией…

      Рукопись «Чудеса природы» являла собой именно такое осуждаемое церковью смешение оккультных и натуралистических опытов познания природы. Это был труд человека, пытавшегося с самыми практическими целями собрать и обобщить все известное ему знание о мире. Это был учебник жизни, собрание мудростей и секретов природы, одна из первых попыток человека поставить натуру себе на службу. И там имелась масса рецептов – как именно это сделать…

      За окнами вагона сгущалась синева. Поезд шел мимо обширных лугов, обрамленных чернеющими вдалеке елками. Внезапно я увидел, как ворон, распластав крылья, повис в воздухе, пытаясь лететь вровень с идущим поездом. На этой странной картине время как будто застыло.

      Лицо старика, моего собеседника, с каждой минутой сильнее погружалось в темноту, покрываясь все более рельефными морщинами. Этот древний вещун старился прямо на моих глазах.

      Он продолжал говорить, но очень тихо. Зашел с другого конца.

      – Екатерина Алексеевна Долгорукая, в 1725 году одна из первейших красавиц Москвы, воспитывалась в Варшаве. Далеко от своей азиатской отчизны.

      В Польше московитские земли считались дикими, а все русское отдавало варварством. И Екатерина Алексеевна, впитав взгляды своих наставников и наставниц, не любила родную страну. Она не обрадовалась возвращению в Москву, несмотря даже на то высокое положение, которое было ей тут уготовано, и на восхищение, которое выказала ей вся местная молодежь из числа знати.

      Юная княжна Долгорукая была равнодушна к грубым чувствам соотечественников, но послушна своему отцу, Алексею Григорьевичу. А у него были четкие планы относительно дочери. Вот эти планы и пришлись