Дом в Лондоне. Кир Булычев

завалами событий и разговоров. Ведь я даже не позвонила домой, чтобы сообщить, что нормально долетела. Впрочем, меня можно понять: неприятно, если счет за разговоры придет хозяину дома, но неизвестно, каким образом оставить ему деньги».

      И в этот момент Андрей в Москве, видно, высчитал, что в Лондоне наступил вечер и можно туда позвонить.

      – Ты ошибся часа на два, – сказала Лидочка, прикрывая горсткой трубку, чтобы не разбудить краснодарских родственников. – У нас уже наступила сельская ночь.

      – Прости, – сказал Андрей. – А я, дурак, сидел, клевал носом, но полагал, что ты еще не вернулась из оперы.

      – Спасибо, что возлагаешь такие надежды на меня и моих поклонников, – засмеялась Лидочка. – Что нового в Москве?

      – В Москве нет ничего нового, надвигается безумная жара, разбился еще один самолет и обнаружены новые козни международного сионизма.

      – А именно?

      – Землетрясение в Гватемале.

      – Типичный масонский заговор, – согласилась Лидочка. – В институте был?

      Они поговорили еще минут десять. Андрей тоже говорил вполголоса, приглушенно, словно боялся разбудить весь Лондон.

      Повесив трубку, Лидочка возвратилась в кабинет Славы. Слава стоял на фоне синего неба и курил. Он быстро оглянулся.

      – Это был муж? – спросил он ревниво.

      – Муж.

      – Вы пойдете спать?

      Лидочка чуть было не ответила, что ее муж далеко, в Москве, так что можно не устраивать сцен ревности.

      – Я хотела бы дослушать вашу историю, – сказала она, допустив в голосе заискивающие нотки.

      – В самом деле?

      Слава был рад. Он заполучил слушательницу обратно. Приоткрыв пошире стеклянную дверь, он выкинул окурок – тот полетел на фоне темного неба оранжевой кометой.

      – Впрочем, – сказал Слава, оборачиваясь к Лидочке и почесывая основание бородки, – дальнейшая история, как ни странно, куда менее романтична. В ней нет оркестра голосов, несчастной крошки и жестокой матери.

      – А что же есть?

      – Совпадение. Чистой воды совпадение, которое и служит орудием рока. Я по специальности ихтиолог. Специалист по болезням рыб. Когда-то я поступил в рыбный институт, потому что там не было конкурса для москвичей. А теперь это модная и полезная профессия из породы международных. У меня было больше друзей в разных странах мира, чем в Союзе. Так что нет ничего удивительного в том, что шесть лет назад Европейский конгресс ихтиологов собрался в Глазго. Глазго ничем не хуже других городов, а глубокой осенью гостиницы там пустуют.

      – И вы, собираясь в Глазго, подумали, а не захватить ли мне письма?

      – Но ведь любопытно! Вы на моем месте поступили бы так же.

      – Без сомнения.

      – Вот я и захватил документы. Языком я владею прилично, бабушка всегда заботилась об этом, даже на свою пенсию нанимала мне учителей. Я-то не знал почему. Кстати, никаких способностей к английскому у меня нет. А шотландцев я вообще очень плохо понимаю. Я