Невидимый фронт Второй мировой. Мифы и реальность. Борис Соколов

Пусть зайдет ко мне лейтенант Зиберт…

      – Хайль Гитлер! – переступив порог кабинета и выбрасывая руку вперед, возгласил Кузнецов.

      – Хайль! – лениво раздалось за столом. – Можете сесть. Я не одобряю вашего выбора, лейтенант! Если все наши офицеры будут брать под защиту девушек из побежденных народов, кто же тогда будет работать в нашей промышленности?

      – Фрейлейн – арийской крови, – почтительно возразил Кузнецов.

      – Вы уверены?

      – Я знал ее отца. Бедняга пал жертвой бандитов.

      Пристальный, ощупывающий взгляд гаулейтера упал на железные кресты офицера, на круглый значок со свастикой (фантастическая деталь: Кузнецов-Зиберт не был членом НСДАП, поскольку членство в национал-социалистической партии офицеров вермахта было большой редкостью; партийный значок сразу привлек бы к разведчику совсем ненужное ему внимание окружающих. – Б. С.).

      – Вы член национал-социалистической партии?

      – Так точно, герр гаулейтер.

      – Где получили кресты?

      – Первый во Франции, второй на Остфронте.

      – Что делаете сейчас?

      – После ранения временно работаю по снабжению своего участка фронта.

      – Где ваша часть?

      – Под Курском.

      – Под Курском?..

      Ощупывающий взгляд Коха встретился со взглядом Кузнецова.

      – И вы – лейтенант, фронтовик, национал-социалист – собираетесь жениться на девушке сомнительного происхождения?!

      – Мы помолвлены, – изображая смущение, признался Кузнецов. – И я должен получить отпуск и собираюсь с невестой к моим родителям, просить их благословения.

      – Где вы родились?

      – В Кенигсберге. У отца родовое поместье… Я единственный сын.

      – После войны намерены вернуться к себе?

      – Нет, я намерен остаться в России.

      – Вам нравится эта страна? – в словах Коха послышалось что-то похожее на иронию.

      – Мой долг – делать все, чтобы она нравилась нам всем, герр гаулейтер! – твердо и четко, выражая крайнее убеждение в справедливости того, о чем он говорит, сказал Кузнецов.

      – Достойный ответ! – одобрительно заметил гаулейтер и подвинул к себе лежавшее перед ним заявление Вали.

      В это мгновение Кузнецов впервые с такой остротой физически ощутил лежащий в правом кармане брюк взведенный „вальтер“. Рука медленно соскользнула вниз. Он поднял глаза и увидел оскаленную пасть овчарки, увидел настороженных гестаповцев. Казалось, все взгляды скрестились на этой руке, поползшей к карману и здесь застывшей.

      Нет, стрелять – никакой возможности. Не дадут даже опустить руку в карман, не то что выдернуть ее с пистолетом. При малейшем движении гестаповцы готовы броситься вперед, а тот, что стоит за спинкой стула, наклоняется всем корпусом так, что где-то у самого уха слышно его дыхание, – наклоняется, готовый в любое мгновение перехватить руку…

      Между тем гаулейтер, откинувшись в кресле и слушая собственный голос, продолжает:

      – Человеку,