Вернуться по следам. Глория Му

мордочку, чтобы лизнуть в нос.

      Они такие, эти собаки. Могут тебя не любить, но если уж совсем беда, всегда помогут.

      С Фани было легче. Я зарылась лицом в ее длинную шелковистую шерсть и уснула.

      Во сне кошмары не мучили меня, они дожидались там, снаружи.

      Проснулась я от холода – Тиффани была маленькая, легкая, как пуховка, и не смогла согреть меня.

      Я открыла глаза и увидела их – змеи были на столе, в креслах, среди книг. Но по мне и по собаке они не ползали.

      «Ага, – с усталым злорадством подумала я, – испугались? А дули вам!»

      Я как будто и не спала – голова была свинцовой, руки затекли. Уходить из кабинета не хотелось, но мне предстояло притворяться еще целый день.

      Я попыталась было вернуться в детскую, но не смогла – на кровати их было слишком много. Но худшее ждало меня впереди. Умыться, почистить зубы, сходить в туалет оказалось для меня непосильным испытанием: в ванной змеи лезли отовсюду – из раковины, из унитаза, из-за зеркала, я даже всплакнула, вжавшись спиной в дверь. Однако, услышав, что Зося проснулась, я быстро поплескала себе водой в лицо и вышла.

      Зося твердо решила развлечь меня, и, чтобы она уже отцепилась, я стала помогать ей по дому – помыла посуду, смахнула пыль, поскребла веником пол.

      День набирал силу, было солнечно и жарко, но я ходила, словно в сумеречном лесу. Кошмар засасывал, и мне все труднее было не дергаться от прикосновений, не шарахаться от змеиных клубков, отвечать на вопросы. В конце концов я забилась в отцовский кабинет и наотрез отказалась оттуда выходить.

      Зося, да благословит Господь ее доброе сердце, оставила меня спать там, только принесла одеяло. Я обреченно закрыла глаза и позволила себя укутать, но как только Зося вышла, с тихим визгом отпинала проклятую тряпку подальше от дивана.

      Фани забралась мне на руки. Так я и сидела, обнимая собаку, держа в руке меч и для храбрости напевая любимую папину песню про флажки, пока не провалилась в сон – как в волчью яму. А утром приехал папа.

      Я услышала его голос и бросилась к нему как была – в сползающих синих колготках, и с зеленым мечом, и в глупой шапчонке, а он подхватил меня на руки и рассмеялся.

      – Ах ты, чертушка! Ты что, так и спала в шапочке?

      Я боялась расплакаться. Мне надо было объяснить ему все спокойно, поэтому я промолчала, только крепко обняла его за шею.

      – Шею не дави! Шею не дави, – сказал он голосом Карлсона, заглянул мне в лицо и спросил: – Что случилось, маленькая? Что с тобой?

      Я вцепилась в лацканы его пиджака и уже собиралась все ему рассказать, но тут увидела маму и Зосю.

      – Папа, – сказала я дрогнувшим голосом, – мне нужно поговорить с тобой наедине.

      Папа снова рассмеялся и слегка поклонился маме с Зосей:

      – Извините, дамы, моя любимая дочь желает поговорить со мною наедине.

      – Напрасно ты во всем потакаешь ей, – нахмурилась мама, но папа поцеловал ее и сказал:

      – Пустое.

      Он отнес меня в кабинет, прикрыл двери и спросил:

      – Ну?

      – Папа, –