Осенний трон. Элизабет Чедвик

Эймсбери переходит под правление Фонтевро, и там нужна будет настоятельница. Для тебя это стало бы прекрасным занятием. Аббатство ничем не запятнано.

      Аббатиса! Так вот каков его план. Упрятать ее в монастырь, чтобы она проводила годы в молитвах и благотворительности! С удушающе узким кругом общения, приличным роду и чину благородной аббатисы! Это не жизнь, а тихая, красивая смерть. В противовес трудной и холодной смерти в Саруме, если она будет сопротивляться.

      – Когда ты устроишься в Эймсбери, я не стану ни в чем ограничивать тебя, – невозмутимо продолжил Генрих. – Ты сможешь делать все, что захочешь: совершать верховые прогулки, принимать знатных посетителей, – и при этом будешь гордостью нашей династии, а не позором.

      Генрих стоял спиной к Алиеноре. Она разглядывала его затылок – волосы мужа начали редеть. Когда-то они полыхали рыжим золотом, а теперь их как будто присыпало пылью.

      – Я бы предпочла поселиться в Пуатье, – произнесла она ровным тоном. – Через два месяца там настанет сезон вишни, и ранним летом в тех краях всегда очень красиво. Вот где на меня снизошло бы истинное успокоение.

      Он развернулся к ней:

      – Это невозможно. После того, что было, ты никогда туда не вернешься. – Взгляд короля был тверже камня, на который он облокачивался. – Я разговаривал со священнослужителями. Они говорят, можно сделать так, чтобы мы больше не были супругами.

      Алиенора не удивилась и не возмутилась, потому что уже ходила этим ухабистым путем.

      – Ты говоришь о расторжении брака?

      – Да, о чем-то в этом роде, – признал Генрих.

      – Давай будем называть вещи своими именами. Ты говоришь о том, чтобы наш брак расторгли. «В этом роде» больше ничего не бывает.

      Он перевел взгляд на золотую нить у себя в руках:

      – Хорошо. Коли желаешь говорить прямо, будь по-твоему. Я говорю о расторжении брака.

      – Ты хочешь превратить меня в ничто, – произнесла она низким от презрения голосом. – Хочешь, чтобы я просто исчезла, чтобы от меня не осталось и следа. – У нее было такое ощущение, будто внутри ее падают один на другой тяжелые камни. Она не позволит Генриху поступить с ней так. – Я спрашиваю себя: какая тебе от этого выгода?

      Он пожал плечами:

      – Не понимаю, что вызывает у тебя такое неприятие. Мое предложение означает, что каждый из нас сможет пойти своим путем и будет положен конец этому недоразумению.

      Если их брак и стал недоразумением, то только из-за того, что Генрих унижал ее на каждом шагу и продолжает это делать – хочет упрятать в монастырь, отказывает в праве поехать в собственное герцогство. Возможно, он планирует взять себе другую жену, а такую угрозу Алиенора не может игнорировать, ведь от нового брака у Генриха могут появиться дети, и тогда ее собственные окажутся в опасности. Ни за что! Ради них она готова пойти на все.

      Алиенора отложила рукоделие и встала напротив Генриха:

      – Я вовсе не имею намерения расторгнуть наш брак, во всяком случае не на тех условиях, что ты предлагаешь. Перспектива