Презумпция виновности. Вячеслав Денисов

на его практической деятельности в должности оперуполномоченного отдела по раскрытию тяжких преступлений. Желябин, чувствуя ум и проницательность опера, всякий раз тактично пресекал чрезмерные устремления Георгиева, но натура молодого сыщика нет-нет да и давала о себе знать. Из оставшихся версий к наиболее вероятным можно было отнести кровную месть и пьяную склоку, после которой собутыльники, испугавшись содеянного, в ужасе скрылись.

      Если ориентироваться на стандартные милицейские ориентировки, то стороннему человеку могло показаться, будто все беды – от чеченцев. Или от хулиганья. Желябина тошнило от подобных версий, он был сторонник отработки самых невероятных предположений, и уже не раз случалось, что при этом он бывал прав. Поэтому Влад сейчас и старается. Ритуальное убийство, промышленный шпионаж…

      Поднявшись к себе, майор сел за стол и потер лицо руками. Увиденное в квартире его потрясло, но вовсе не потому, что пришлось разговаривать со следователем прокуратуры, скользя подошвами по полу. И совсем не от того, что там пахло, как в подсобке мясницкой. Крови Желябин насмотрелся столько, что с некоторых пор относился к ней, как к воде. Прихватив из пачки губами очередную, пятую за сегодняшнее утро сигарету, он набрал номер на «совкового» вида телефоне пятидесятых годов, выменянном на Центральном рынке у алкаша за бутылку водки. Отчаянно протрещав, диск трижды прокрутился под пальцами.

      – Георгиев, зайди.

      Владислав относился к распоряжению начальника так, как и следовало. Если писал рапорт, то бросал это занятие посреди написанного слова и делал то, что ему велели. За секунду до звонка он сжимал в руке трубку городского телефона и ждал, пока девушка из Управления юстиции сделает выборку нужного адреса на улице Столетова. Когда же звонок прозвучал, Георгиев молча выслушал приказ, положил обе трубки и, прихватив ежедневник, вышел из кабинета.

      Сейчас, терпеливо дожидаясь, пока начальник заговорит о том, зачем он его, собственно, звал, оперативник молчал и спокойно рассматривал подоконник, на котором из-за хлебной корочки дрались два взъерошенных воробья.

      – Значит, так, Влад… – Желябин наконец-то убрал руки от лица. – Убитый – Матвей Антонович Головацкий, ты это знаешь.

      Георгиев кивнул головой.

      – Теперь то, что ты не знаешь. Это мой бывший преподаватель прикладной математики на физмате Холмского университета. Это благодаря ему я защитил кандидатский минимум, после чего ушел из науки как переставшей меня интересовать. Имя Головацкого известно не только внутри ХГУ, но и в Европе. Благодаря его разработкам усовершенствовался атомный реактор в Тоцке и ремонтировалась ГЭС в Таджикистане. В тридцать два он стал доктором наук, в тридцать пять его пригласили работать в США. В НАСА, если быть более точным. Он отказался и работал в России, в Холмске, в созданном им же центре прикладной математики. Сейчас ему сорок четыре, в смысле – было, и если бы я не увидел его час назад, то до сих пор был бы уверен, что он либо преподает в Кембридже, либо принял предложение НАСА. Вот такие дела,