По скелету всему свету. Дарья Калинина

не торопилась уходить в дом. Антон к этому времени уже вскопал приличную полоску. И бабушка стояла и любовалась работой внука.

      А потом она неожиданно спросила:

      – Слышь, Антоша, а ты нынче ночью никакого шума не слышал?

      Вонзив в дерн лопату и выворотив ею ком черной влажно блестящей на солнце земли, Антон спросил:

      – Какой шум?

      – Вроде как голоса какие-то. И мне показалось, что ты вставал.

      – Вставал. Верно.

      – И что?

      – Уроды какие-то на твоем огороде возились. Я их шуганул. И они убежали.

      – Да ты что! Значит, мне это не показалось! И это ты кричал!

      – Гаркнул разок. Много им и не понадобилось. Живо стрекача задали.

      – А кто такие были хоть?

      – Не разглядел. Трое их было или четверо.

      Бабушка разволновалась:

      – Как бы цыпляток и курочек моих не покрали!

      – Нет, бабуля, они к сарайчикам и не подходили. На огороде толклись.

      Вообще-то толклись ночные посетители как раз в том месте, где сейчас копал Антон. Но говорить об этом бабушке он не стал.

      – Что же им надо было, как думаешь?

      – Мало ли.

      Антон продолжал копать. Лично его ночное происшествие волновало мало. Хотя если разобраться, то непонятные персонажи ночью на их участке… Что им здесь понадобилось? Неужели и впрямь собирались украсть курочек или козочек? А если нет, тогда что?

      И в очередной раз сердце Антона царапнуло предчувствие, нет, не беды, но каких-то возможных неприятностей. Не нравился ему этот дом. И все, что с ним было связано, тоже не нравилось. И отцу не нравилось. И маме не нравилось. Одной лишь бабушке все нравилось. Но с нее какой спрос? Она после получения богатого наследства вообще утратила способность рассуждать и предчувствовать.

      Озабоченная то ли желанием все-таки взять реванш над провинившимся когда-то перед ней братом, то ли и впрямь выращиванием экологически чистой продукции для своего ненаглядного внучка и единственного продолжателя их рода, что тут было первично, а что вторично, сказать не брался никто, бабушка не хотела прислушиваться ни к голосу собственного разума, ни к предостережениям своих близких.

      – Жить одной в глуши – опасно!

      – Какая же это глушь! Двадцать километров до города!

      – Все равно глушь! Построена от силы половина домов. Из них заселены пять-шесть. Да и туда люди приезжают не каждый день. По факту получается, что ты во всем поселке почти единственная постоянная обитательница.

      – А строители?

      Но строители соседних домов то приходили, то уходили. Постоянно находиться в «Восходе» они были не обязаны. И порой случалось и впрямь так, что ночевала в поселке бабушка одна-одинешенька.

      – Случись с тобой что, кто тебе там поможет?

      – А вы на что? – хорохорилась бабушка. – Я вам позвоню, вы и примчитесь.

      В общем, сломить упрямство бабушки было невозможно. И доказать, что оказаться у нее в пять-десять минут, пока она еще держит оборону в своем доме, у них тоже не получилось.