восемнадцать плюс. Алексей Кащеев

читатель тотчас вспомнит несколько звонких поэтических имен со сходным раскладом удач и промахов. Но я не стану испытывать здравую скромность А. Кащеева, ставя его по названному признаку в какой-либо блистательный ряд, а повторю общеизвестное: обаяние удачного произведения подсвечивает и менее впечатляющие опусы того же автора, если, конечно, и во взлетах, и в падениях ощутима его поэтическая личность. Так, впрочем, и в человеческих отношениях с их чересполосицей. Просто искусство как полигон идеального менее терпимо к промахам, но это к слову.

      Стихотворения Кащеева не лирическая эссенция, а пространное повествование в рифму и без. Такая, восходящая к Слуцкому, подчеркнуто прозаическая манера позволяет в шутку анонсировать эти баллады:

      Зачем одному из любовников, в случае разрыва, все бросить и ехать в Париж, на 12-ю линию Пигаль («второй вагон из центра и налево…»)?

      Почему такого беспросветного юмора исполнены позывные мобильного телефона у одра смерти?

      Какие навязчивые сновидения одолевают лирического героя?

      Бояться ли медики смерти, с которой они вроде бы изо дня в день накоротке?

      Обо всем этом и многом другом читатель узнает из книжки «18 +».

      (Лев Лосев рассказывал, что держал в руках американское пособие по русскому языку с разбором пастернаковской «Зимней ночи»: Когда «мело по все земле»? Что «стояло на столе»? И т. п.) Я почему-то уверен, что умный и остроумный Алексей Кащеев не обидится на мой тон. Он ведь и сам, будто передразнивая Ходасевича, несколько на свой лад трактует тему губительного счастья падения с высоты:

      Не разобьешься а всего лишь

      сломаешь ногу в трех местах

      два месяца и будто новый

      ты будешь бегать и плясать

      Или пародирует киплинговские мотивы в балладе «Военно-полевая хирургия» – о свихнувшемся институтском преподавателе:

      я спал и слышал каждый четверг

      сквозь чуткий студенческий сон

      как он возбуждался при слове «война»

      и как сокрушался он…

      . . .

      и встав без будильника в пять утра

      он принимал фенибут

      вот кого мы предъявим врагу

      если на нас нападут

      Странно, что мне, версификационному педанту и чистюле, в небрежностях стихов Кащеева видится некий шарм и стильное разгильдяйство!

      И это не единственная уступка, на которую я пошел. Вроде бы, я не вчера решил для себя, что верлибр это – не по моей читательской части. Но обезоруживающий лиризм такого вот высказывания заставляет забыть о собственном решении:

      в детстве ко мне прилетал голубь

      я представлял что он говорит

      покорми меня

      детектив Леша

      капитан Леша

      каратист Леша

      кем я еще там себя представлял

      я просил у мамы хлебные крошки

      клал их на ржавый гнутый карниз

      голубь клевал и потом улетал

      голубь был рыжим

      мне было пять

      теперь все участники этих событий умерли

      даже хлеб изменился

      если голубь вновь прилетит как он меня узнает

      я ведь не стал капитаном

      не стал каратистом

      что я ему скажу

      Название «18 +», в числе прочего, дает знать, что перед нами стихи для взрослых. Жаль, если какие-нибудь простаки родители отнесутся к этому предостережению всерьез! Было бы совсем неплохо, если бы эта книжка попала в руки неглупых и незлых подростков. Матерной бранью нынешнее «младое племя» не удивишь, а с нравственностью в книжке все благополучно на зависть. Причем именно в самом обиходном и человечном смысле.

      Вообще, человечность – вполне подходящий ключ к обаянию лирики Алексея Кащеева. Кроме того, пафосу его стихов, при всей их демонстративной безалаберности, присуща нешуточная внутренняя дисциплина, и даже можно разобрать слова не очень торжественной, будто наспех произнесенной присяги:

      что у меня можно отнять

      кроме любви и долга?

      как хорошо что ничего не отнять…

      И еще:

      не знаю точно как любить друг друга

      в стране воюющей от севера до юга

      но видимо почаще целоваться

      и не бояться…

      Сергей Гандлевский

      Алексей Кащеев создает стихи, построенные на двойной трансформации: порой ироническом, а чаще гротескном остранении бытового начала, а затем на трагическом преобразовании первичного снижения. Получается движение от нейтрального центра вниз, и сразу же высоко вверх. В этом смысле вспоминается Лидия Гинзбург, говорившая про Анну Ахматову: «Она думает, что Олейников – шутка, что вообще так шутят».

      Опыт лирического