Завтра не наступит никогда. Галина Романова

очень сильной. – А что же из троечниц-то, Влада Владимировна?

      – Так не захотела быть удовлетворительницей, – просто ответила она, погасила улыбку и кивнула на пустой стол у окна, как раз напротив его стола. – Можно занять тот стол?

      – Валяй, троечница.

      Ее ответ Орлову понравился, но размягчаться он не собирался.

      Ну, востра на язык, дальше-то что? Может, врет? Может, троечница потому, что вместо занятий шлялась и пьянствовала. А сессии на папины деньги сдавала.

      Они расселись. Влада Удалова тут же начала двигать ящиками, доставать какие-то бумаги, просматривать, делить на стопки.

      Работать она приступила, скажите пожалуйста! Чуть не гавкнул на нее Орлов. Так и тянуло заорать на нее, чтобы положила все на место. Не ею положено было, не ей и сортировать.

      Понимал, что не прав, конечно. Он сам давно должен был этим заняться и проверить, что там ребята наоставляли ему в наследство. Но все некогда.

      Ладно, хрен с ней, с этой троечницей, не пожелавшей быть удовлетворительницей, пускай сортирует.

      – Вам ведь меня в наказание прислали, так? – нарушила она тишину часа через два своей кропотливой, пыльной работы с бумагами.

      – Не понял! – Орлов повысил голос, оторвавшись от отчета.

      Надо же, третий день собирался делать его, а все руки не доходили. Пришла какая-то серая мышь в отдел и, ни слова не говоря, ничего не требуя, ни на что не намекая, взяла и засадила его за отчет. А писать отчеты он ненавидел!

      – Ты что-то сказала, детка? – Скулы у Геннадия заходили. – Не много ли себе позволяешь для первого рабочего дня?!

      – Да я ничего такого и не позволяю себе, – спокойно парировала Влада, пододвинула к краю стола три равные по высоте стопки бумаг. – Вот позволила себе немного разобрать документацию. Первую кипу можно утилизировать смело. Вторую надлежит сдать в архив. А с третьей…

      – Что с ней?

      – С ней надо работать. Тут показания свидетелей, даты совсем свежие. Думаю, что показания эти каким-то чудом не попали в папки с заведенными делами. Да и не чудом даже, а по недогляду.

      – Это по чьему же недогляду, Влада Владимировна? – У Орлова затрепетали ноздри.

      Девка не сахар. Видимо, Левин знал, кого просить. Вишь ты, недогляд она тут нашла чей-то. А чей? Ясный перец, его недогляд. Он же был начальником отдела.

      – Это не мое дело, Геннадий Васильевич, – ровным тоном ответила она.

      Снова глянула на него с пониманием, и от этого Орлову еще противнее сделалось. Только умниц ему и не хватало тут. Станет умничать, лезть под руку, раздражать.

      Нет, сильно умных баб Орлов не любил. Глупые раздражали, конечно, но сильно умные казались ему существами бесполыми.

      – Я очень проблемный человек, Геннадий Васильевич, – нарушила она тишину еще через полтора часа, когда Орлов уже хотел было собираться на обед. – Постоянно лезу не туда, куда надо. Где нужно промолчать, там рот раскрываю непременно.

      – Это как же? – вдруг заинтересовался он, отчет закончил, можно было и поболтать. –