Чудесное наследство. Книга 3. Михаил Александрович Каришнев-Лубоцкий

каких-то пятнадцать минут мы были уже на привокзальной площади. Расплатившись с водителем такси – я дал ему тридцать гнэльфдингов, – наша компания выгрузилась у здания вокзала, и Пугаллино по моей просьбе побежал искать носильщика. Вскоре тот был найден, и мы, весело насвистывая бодрый мотивчик, двинулись к нашему вагону. Носильщик внес бесценный груз прямо в купе, и я, не скупясь, отвалил ему целых пятнадцать гнэльфдингов.

      – Благодарю, малыш! – козырнул мне довольный гнэльф. – Ты, оказывается, совсем не жаден!

      – Просто я рад, что не остался калекой! – улыбнулся я ему в ответ и побежал на платформу прощаться с Кнедликом и Пугаллино.

      С песиком мы простились «по-папуасски»: потерлись друг о друга носами, нежно ворча при этом что-то нечленораздельное. С Пугаллино просто обнялись и крепко пожали руки.

      – Надеюсь, Тупсифокс, ты не зазнаешься и не задерешь кверху нос, когда станешь настоящим волшебником? – спросил меня мой приятель гнэльф.

      – Что ты! – поспешил я его успокоить. – У меня и так нос смотрит в небеса, а тогда он совсем загнется ко лбу! Нет, Пугаллино, мне эта беда не грозит!

      Мы еще раз пожали друг другу руки, я чмокнул Кнедлика в нос и запрыгнул в тамбур. Проводник закрыл дверь, и состав через мгновение тронулся с места.

      – Возвращайся скорее, Тупсифокс! – донесся до меня с платформы приглушенный крик Пугаллино. – Мы тебя очень любим и будем ждать с нетерпением!

      Я хотел тоже крикнуть в ответ ему что-нибудь доброе и нежное, но не успел, и медленно побрел в свое купе, понурив голову и роняя на грудь скупые мужские слезы…

      Глава четырнадцатая

      Когда дядюшка узнал, что мне пришлось потратить на такси и носильщика сорок пять гнэльфдингов, то он очень расстроился.

      – Ты знаешь, сколько стоит билет от Гнэльфбурга до Мерхендорфа? – спросил он у меня, вылезая из чемодана на лавку и пробуя распрямиться в полный рост (его все-таки здорово скрючило, пока он лежал, не шевелясь, в тесном узилище). – Он стоит ровно пятьдесят гнэльфдингов! И я терплю все эти муки не ради собственного удовольствия, а ради нашей экономии!

      – Я понимаю, – опустил я виновато глаза перед свежеиспеченным мучеником, – вот возьми, пожалуйста, сдачу…

      Я протянул дядюшке монетку в пять гнэльфдингов и залез на лавку.

      В купе, кроме нас, других пассажиров, к счастью, не было, и мы могли вдоволь разговаривать, не повышая, правда, голоса. Но Кракофакс, еще немного поворчав насчет моей ужасной расточительности, напомнив в сотый раз, что из таких, как я, вряд ли когда-нибудь получится настоящий пуппетролль, с тяжелыми вздохами и причитаниями вскарабкался на верхнюю полку и улегся там, как король, вытянув с блаженством ноги.

      Пикнику хорошо спалось и в чемодане. Постелив себе вместо перины дядюшкин плащ, он сладко дремал, сцепив на круглом, как мяч, животе передние лапки. Иногда он вздрагивал во сне и, причмокнув, бормотал: «Только сунься, рыжая бестия! Сразу хвост выдерну!» Наверное, ему мерещилась та страшная кошка, которая чуть было