Вызываем огонь на себя (сборник). Овидий Горчаков

Это мы даже очень любим – танцевать…

      – Так идемте в дом! – заволновался Ян Маленький. – Прошу, панна Люся! Прошу, панна Паша!

      Шум прогреваемых на аэродроме авиамоторов заглушил дальнейший разговор. Вацлав Мессьяш широко распахнул обитую рогожей дверь в избу. Ян Маленький кинулся убирать под пестроклетчатые солдатские подушки на койках чьи-то штаны, портянки, миску с объедками… Лежавший на постели Ян Большой, схватив брюки, в одних трусах прыгнул за занавеску у печки…

      Одна из девушек, Паша, по мнению Яна Маньковского, была очень красива и похожа на польку. Другая, Люся, низенькая, не очень видная собой толстушка, но живая, порывистая, почему-то больше понравилась ему. Может быть, потому, что она жила в этом же Первомайском переулке, и он не раз видел ее у колодца зимой, а она задирала нос, отворачивалась презрительно. Еще тогда за живое задела Яна эта русская снегурочка…

      Девушки провели весь вечер с поляками. Маньковского поразило, что гордячка Люся сама с ним заговаривала, расспрашивала о житье-бытье, сама пригласила его танцевать. Девушки станцевали цыганочку, поляки – огневой оберек. Потом Паша танцевала с Яном Большим. Это был темноволосый, кряжистый мрачноватый парень с решительными, энергичными чертами лица. Танцевали танго «Утомленное солнце», популярное перед войной и у нас, и в Польше. Поляки рассказывали девчатам о своем житье-бытье, жаловались на скуку, на то, что сильно устают на аэродроме. Чего не переделаешь за день – то бомбы выгружаешь, то подвешиваешь их к самолетам, то заправляешь «хейнкели» бензином, маслом, водой. А то загонят на целый день в ангар – латать дюралевые фюзеляжи… Парни, оказывается, могли плотничать и слесарничать, и кирпич класть да и крестьянскую работу знали.

      – А на аэродром пригнали нас силком. Эх, кабы не было этой пшеклентой… проклятой войны!..

      Улучив удобную минуту, Люся шепнула подруге:

      – Ты обрабатывай Яна Большого – он вроде главный у них, а я займусь длинным…

      Из зашторенных окон дома в Первомайском переулке доносились звуки музыки. Играл патефон:

      На траву легла роса густая,

      Край суровый тишиной объят…

      Старший полицейский Поваров подошел к окну, завешанному маскировочной шторой из синей бумаги. Из узкой щели пробивался желтый свет керосиновой лампы. В комнате было накурено. Стройная Паша Бакутина танцевала с широкоплечим темноволосым парнем в форме люфтваффе.

      Старший полицейский громко постучал в крестовину оконной рамы.

      – Прошу соблюдать светомаскировку! – сказал он, отходя от окна.

      Было уже поздно, когда девушки собрались домой. Полицейский час давно миновал.

      – Как бы не забрали нас на улице, – сказала Люся с тревогой. – Темнота, патрули ходят, а у нас пропусков нет.

      – Мы проводим вас, – успокоил ее Ян Большой. – С нами ничего не бойтесь. Мы ночной пароль знаем.

      – Разрешите и мне проводить паненок, пан капрал, – вызвался, улыбаясь, Ян Маленький, влезая в куцую немецкую шинель.

      Вчетвером они вышли на улицу. В темноте слышался прерывистый