Незнакомцы у алтаря. Маргерит Кэй

второму.

      На сей раз любопытство победило осторожность Эйнзли.

      – Почему вы так настроены против брака? – спросила Эйнзли. – Вы не кажетесь мне женоненавистником.

      – Вы тоже не производите впечатления мужененавистницы, однако не хотите повторно выйти замуж.

      – Как говорится, обжегшись на молоке…

      – Ну а я не собираюсь обжигаться на молоке, – парировал Иннес, – мне в жизни, кроме меня, никто не нужен. И меньше всего мне хочется полагаться на другую особу и надеяться, что она составит мое счастье.

      Говорил он пылко и убежденно. Видимо, за его словами скрывался горький опыт. Как и за ее собственными.

      – Значит, завещание вашего отца поставило вас в невозможное положение, – заключила Эйнзли.

      – Как и вас – вашего, – сухо ответил Иннес. – Что случится с вашим наследством, если у вас не будет детей?

      – Я смогу получить его, когда мне исполнится сорок лет, и я, скорее всего, постригусь в монахини. – Эйнзли не скрывала горечи. Отца она любила, но ей трудно было смириться с его бездумным приговором. – Но чтобы дожить до этого счастливого дня, ближайшие десять лет мне придется избегать кредиторов мужа. Надо подумать, как выжить без крыши над головой и без куска хлеба, потому что выходить еще раз замуж я не собираюсь.

      – И насколько я понимаю, рожать внебрачных детей? Не нужно так на меня смотреть, – продолжал Иннес, – я пошутил.

      – Неудачная шутка.

      – Извините.

      – Знаете, на самом деле я не собираюсь идти на панель в Каугейте, – с вымученной улыбкой призналась Эйнзли.

      Иннес накрыл ее руку своей:

      – У вас действительно так много долгов?

      – Если получу наследство и начну их раздавать, наследства не хватит, – ответила она.

      – Хотелось бы мне чем-нибудь вам помочь, – сказал он, крепче сжимая ее руку.

      – Вы мне уже помогли – тем, что выслушали. – Эйнзли приятно было его сочувствие. Она ни от кого не ждала ничего хорошего. Решила, что сочувствия она недостойна. – Как говорится, разделенная беда – уже полбеды и так далее… – Она улыбнулась.

      – Положение не из лучших.

      Вблизи он показался ей гораздо крупнее. Было что-то невероятно утешительное в его широких плечах, в том, как он взял ее за руку, как смотрел на нее – без жалости, но с пониманием. И глаза у него темно-синие… Еще ни у кого она не видела таких глаз.

      Сообразив, что ее мысли снова потекли по совершенно нежелательному руслу, Эйнзли опустила голову.

      – Если бы отец не поместил мои деньги в доверительное управление, сейчас их бы уже растратил мой муженек, и мне не на что было бы рассчитывать в старости. Несомненно, отец по-своему позаботился обо мне. Мое наследство, может, и отсрочило бы кончину мужа, но всего на несколько лет… А я, откровенно говоря, не вынесла бы еще нескольких лет замужества!

      – Не скрою, был миг, когда мне показалось: вот-вот вы признаетесь, что сами убили его, – сказал Иннес.

      Эйнзли рассмеялась:

      – Возможно, я уже не та робкая