Наследство для Венеры. Надежда Майская

тавалось. И скулить тоже.

      Сознание ещё не совсем покинуло несчастную, инстинктивно прижавшую грязные руки к животу, чтобы как-то заткнуть прореху, и остались крохи сил свернуться в клубок в в безуспешной попытке согреться.

      Последнее, что она услышала, был недоумевающий мужской голос:

      – Это девушка! Я думал, какая-то псина ползает и скулит. Помогите! Скорее вызывайте «скорую»!

      Раненую в отключке загрузили на каталку, отвезли в ближайшую больницу, положившись на судьбу и медиков.

      – Ну и вонь! Откуда вы её вытянули? Тётя Наташа пусть сначала отмоет, после взгляну, – брезгливо окинув взглядом поступившую, заявила дежурный доктор.

      Медицинская сестра, низкорослая пожилая дама с удивительно красивым лицом, вышла в длинный коридор и позвала неожиданно зычным голосом:

      – Наталья Герасимовна, в смотровую!

      Пациенты и посетители притихли. Из противоположного конца коридора донеслось:

      – Я в одиннадцатой палате, вымою – подойду.

      Сестра милосердия тихо забормотала себе под нос и возвратилась к столу. Сморщилась, осматривая девушку. На кафельный пол смотровой натекла лужа грязной воды вперемешку с кровью, руки, заляпанные глиной, безжизненно свисали с каталки, лицо, также испачканное, было бледным, губы были синими. Женщина осуждающе покосилась на докторшу – постоянно та привередничает – затем привычно принялась за дело. Ножницами ловко вырезала кусок одежды, протерла открытое место вокруг раны, приложила чистый марлевый тампон и обернулась к доктору.

      – Анна Сергеевна, посмотрите, я обработала.

      – Немедленно вызывайте анестезиолога и готовьте к операции, – доктор потрогала края ранения и сняла перчатки.

      Подобранная на дороге девушка пришла в сознание на четвертые сутки после продолжительной операции.

      Глаза разъезжались, она никак не могла их сфокусировать. Вздохнуть не удавалось, было трудно, очень хотелось пить и в туалет. Она безуспешно попыталась встать, что-то запищало, и над ней показалось лицо мужчины.

      – Очнулась? Замечательно! Сейчас выну у тебя трубку, и будешь свободно дышать. На счет три резко выдохни. Поняла?

      Она совершенно не уяснила, для чего это нужно, однако, когда с ней говорят подобным непререкаемым тоном, как правило, предпочитала подчиняться.

      Доктор произнес: – Три! – И словно выдрал у неё гортань.

      Дышать стало на самом деле легче.

      – Спасибо, – прошептала барышня.

      – Не за что, – мужчина исчез неизвестно куда.

      Больная заерзала.

      Теперь над ней возникло миловидное лицо молодой женщины в медицинской шапочке:

      – Что тут у нас? Отчего не спим? – специальным (у сестричек такие голоса специальные, вроде как сочувствующие, но так же и равнодушные) голосом справилась сестричка, не глядя в глаза пациентке.

      – Пить, туалет, – прохрипела больная.

      – Пить не положено, губы намочу, а «утку» сейчас подам.

      В тот момент пациентка пока что не ведала и не догадывалась, что её ожидает. К концу третьих или четвёртых суток, когда ей разрешили вставать, такое понятие, как стыдливость совершенно сгинуло из сознания. Девушке неизбежно пришлось примириться с «утками» и собственной беспомощностью.

      Стало легче, когда её перевели в послеоперационную палату, там девушка начала учиться заново, управлять своим телом.

      Санитарка тётя Ната энергично протирала пол. Ударяла шваброй по ножкам койки, зачем-то передвигала, а для пациентки всё, что происходило с больничной кроватью, отдавалось глухой болью.

      – Ну, девка, крупно повезло тебе! Вычистили рану и зашили, сперва баяли, что не жилица, столько грязи подцепила, теперь выздоровеешь. Я точно говорю, если больше пяти дней болящий лежит в реанимации, наверняка может скончаться. Подниматься пора. Прохаживаться. Тапки где? А халат? Как одна по коридору разгуливать станешь? Имя какое?

      – Вера.

      – А как брюхо-то пропорола? – санитарка оперлась на ручку швабры и с пристрастием рассматривала девушку.

      – Не помню.

      – Ещё и память потеряла, убогая? И откуда вы появляетесь? Как одинёхонька расхаживаться пойдёшь? – тётя Ната покачала головой и вновь занялась приборкой, что-то продолжая бормотать себе под нос.

      Вера самостоятельно села, голова закружилась, и показалось, что слегка закачало. Пациентке прекратили колоть снотворное и, ранение стало беспокоить сильнее, но обезболивающее она выпрашивать стыдилась. Девушка медленно поднялась, придерживаясь за спинку койки, и постояла так, тяжело дыша.

      Доктор сообщал, что необходимо понемножку начинать гулять. Вере было боязно. Сейчас сделает шаг, растянется на полу, шов на животе разъедется и снова польётся кровь из раны.

      Постепенно ноги перестали трястись, в голове убавился гул, и она совершила первый незначительный шажок, затем другой. Удалось не свалиться. Повеселев, больная более твёрдо