Ничего не бойся. Лиза Гарднер

агонии, что будешь испытывать, когда твой приемный отец, испуская последний вздох, сожмет твою руку и едва слышно прошепчет:

      – Аделин… Это… Боль.

      Когда я стояла на похоронах совсем одна, мне казалось, что я ее чувствую.

      Тем не менее я дочь своего отца, дочь ученого, и понимаю, что нельзя ни в чем быть уверенной до конца. Я решила продолжить его дело: стала учиться по первоклассной докторской программе, ставить различные эксперименты и проводить исследования.

      Боль стала делом всей моей жизни.

      Весьма полезная специальность, и причин выбрать ее было предостаточно.

* * *

      Когда я подъехала к дверям Массачусетского исправительного центра, сестра уже ждала меня. Я отметила время прихода, сдала сумочку в камеру хранения и встала в конец небольшой очереди, чтобы пройти через контроль. Двое охранников, Крис и Боб, приветствовали меня как старую знакомую. Боб проверил детектором мой медицинский браслет, то же самое он делал в каждый первый понедельник месяца. Затем Мария, третий сотрудник охраны, проводила меня в комнату свиданий. Сестра уже находилась там, она сидела на стуле, ее руки, как обычно, были в наручниках.

      Мария кивнула, и я вошла в комнату – небольшое пространство восемь футов на восемь с двумя оранжевыми пластиковыми стульями и деревянным столом посередине. Шана, прямо как опытный преступник, сидела спиной к бетонной стене, которая должна была служить ей психологической защитой, и смотрела в коридор через единственное окошечко в двери.

      Подвинув свободный стул, я села перед ней, спиной к выходу и к проходящим по коридору людям. Я медлила, пытаясь устроиться поудобнее и принять наиболее непринужденную позу. Прошла минута. Другая.

      Сестра первая нарушила молчание:

      – Сними пиджак.

      Она сказала это чересчур отрывисто. Что-то разозлило ее. Скорее всего, еще задолго до моего визита, но это вовсе не означало, что на меня нельзя сорваться.

      – Зачем? – В отличие от нее, я держалась намеренно спокойно.

      – Черный тебе не идет. Сколько раз еще повторять? Он тебя старит.

      И это я слышу от человека, одетого в грязно-синюю робу, с сальными волосами до плеч. Не говоря уже о горящих безумием глазах. Возможно, когда-то Шана и была симпатичной, но годы жизни в тяжелых условиях и нехватка солнечного света взяли свое.

      Я все-таки сняла свой приталенный блейзер от Анны Тейлор и повесила на спинку стула, оставшись в сером джемпере. Сестра уставилась на мои руки, закрытые рукавами. Затем ее карие глаза буквально впились в мои, она сделала несколько вдохов, как бы принюхиваясь.

      – Не чувствую запаха крови, – произнесла она наконец.

      – К чему это разочарование в голосе?

      – Послушай, я провожу в этой дыре двадцать три часа в сутки, пялясь на вонючие белые стены. Могла бы порадовать меня хотя бы легкими порезами.

      Шана уверяет, что она может чувствовать боль вместо меня. Сестринская связь, этому нет научных