Шел по улице малютка…. Николай Свечин

сыскного отделения был чем-то возбужден. Благово Лыкова любил и терпеливо растил из обалдуя своего преемника. Алексей явился кстати. Нужно было выместить на ком-то раздражение за неполученную ленту, и Лыков для этого годился. Статский советник вздохнул, поднялся и вышел в приемную. Хотел уже сказать что-то язвительное, но осекся. Посреди комнаты стоял мальчик лет пяти-шести, бледный от холода, с испуганными затравленными глазами. Он был одет в добротную кроличью шубку с теплым башлыком и маленькие валеночки с галошами. Несколько сыскных агентов столпились вокруг и пытались разговорить малыша, но тот косился на дверь и молчал. Алексей протянул парнишке стакан горячего чая в подстаканнике.

      – На, выпей! Замерз ведь…

      Но тот отбежал в угол и стал там, готовый в любой момент зареветь.

      – Кто это? – изумился Благово. – И кто его привел?

      – Здравствуйте, Павел Афанасьевич! – ответил Лыков. – С наступающим вас! Вот. Иду на службу, а он сидит.

      – Где сидит?

      – На тумбе, не доходя Варварской церкви. Один, весь иззябший, и плачет тихонечко. Мимо люди проходят, крестятся и отворачиваются. Иной встанет, спросит – и отойдет.

      – Зачем ты сюда-то его привел? Посмотри: хорошо одет, ухоженный. Это не подкидыш и не беспризорный. Нянька, раззява, потеряла. Сейчас, поди, бегает вокруг храма да голосит. Надо было там остаться.

      – Я тоже сначала так решил. Стал народ спрашивать. Потом вижу – а он холодный, будто ледышка. А когда нищего с паперти спросил, то схватил мальца на руки и бегом сюда.

      – Что такого сказал нищий? – сразу насторожился Благово.

      – Уверяет, и определенно, об очень странном факте. Он видел ребенка еще ночью, тот грелся в церкви. Один.

      – Один? С ночи? – Статский советник схватился за брегет. – Какая скотина ребенка из дому выставила? Доктора сюда, немедленно!

      – Уже позвали, ждем с минуты на минуту. А пока хоть бы чаю попил, согрелся. Ни в какую. Он чем-то сильно напуган.

      – Ты с ним разговаривал? Что он сказал?

      – Ничего. Говорю, ребенок напуган. Молчит. Мне кажется, он вообще немой. Ни звука, ни всхлипа!

      – Да… Шел по улице малютка, посинел и весь дрожал… Не нравится мне это. Тем более накануне праздника. Ребенок из хорошей семьи, ушел из дому, перепуган до смерти – и никто его не ищет. Соображаешь?

      – Да. Совершено преступление?

      – Возможно. Не ищут потому, что с ними самими произошло нечто нехорошее. Ох, пропало Рождество…

      Тут распахнулась дверь, и вбежал полицейский врач Милотворский.

      – Где он?

      – Вон у окна прячется, – ответил Лыков. – И молчит, даже не плачет. Он, кажется, немой.

      – Немой? Ну, это вряд ли!

      – Точно немой, Иван Александрович! Я с ним и так, и эдак – ни гугу!

      Доктор сбросил шинель, потер ладони, открыл свой чемоданчик и вынул оттуда серебряную ложечку. Сел напротив маленького человечка. Тот сжался и застыл в молчаливом ужасе. Милотворский по-доброму улыбнулся.

      – Ну-ка скажи мне: а-а-а…

      И поднес ложку к лицу ребенка. Тот открыл рот и громко просипел:

      – А-а-а-а…

      – Очень хорошо, молодец! Тебя как зовут?

      – Саша.

      – А фамилию свою знаешь?

      – Гущин.

      – Ой! – вскрикнул вдруг агент Торсуев. – Это ж зерноторговца Гущина сынок! С Дворянской улицы.

      – Ты сын Феофилакта Ионовича Гущина? – мягко спросил доктор.

      – Да, – ответил малец и сразу задрожал мелкой дрожью.

      – Что с тобой? Где твой отец, почему он тебя не ищет?

      – Его убили.

      – Убили? – хором воскликнули сразу несколько сыщиков.

      – Да. И няньку Машу. И дядю Ваню. А я убежал.

      – Когда это было? – Благово растолкал всех и опустился перед ребенком на колени.

      – Не знаю. Я спал. Потом нянька Маша разбудила. Вставай, говорит, тятеньку твоего зарезали… Одела в зимнее и хотела куда-то вести. Но пришли они и убили всех.

      – Как же ты спасся?

      – Дядя Ваня крикнул «беги!» и бросился на них. А я побежал на двор. Там калитка.

      – И за тобой никто не гнался?

      – Я не знаю. Испугался и не оглядывался до церкви. Мы с тятей в нее ходили…

      – А кто такие они, и кто – дядя Ваня?

      – Дядя Ваня наш приказчик. А они…

      На этих словах ребенок не выдержал и зарыдал. Он ревел на всю комнату, и слезы в два ручья лились из глаз. Даже видавшие виды сыщики дрогнули сердцем. Милотворский взял несчастного сироту на руки и сказал Благово:

      – Все, на этом допрос закончен. Надо его согреть, успокоить… пожалеть, в конце концов. Дайте мне сани, я отвезу Сашу к себе домой.

      Статский советник замахал руками.

      – Конечно, Иван Александрович! Забирайте и побудьте с ним пока. У него есть дядя,