Смерть меня подождет. Григорий Федосеев

убежден, что новорожденный теленок приносит эвенку счастье. В прошлом году он не расставался с Майкой, как ребенка, окружал ее трогательной заботой. Даже когда старик ослеп в походе и врачи вернули ему зрение, он был убежден, что это сделала Майка.

      Улукиткан и в этом году взял ее с собою, надеясь, что она оградит его от бед.

      Навстречу бегут собаки. За ними показываются старики. Вот и снова встретились! Как дорог мне этот маленький, похожий на усохший пень человек с заиндевевшими от седины волосами на голове, с проницательными глазами, одетый в старенькую дошку. Он прижимается ко мне, и слышно, как часто бьется его сердце.

      – Я думаю, напрасно мы тут живем. Пошто так долго не приезжали? – говорит он с болью и тоскою.

      – Задержались, Улукиткан, Трофим тяжело болел. Теперь выздоравливает.

      Я обнимаю Николая. На его плоском лице радость.

      – Куда след поведем? – не терпится Улукиткану. Его явно беспокоит этот вопрос.

      – К Становому и от Ивакского перевала повернем на запад по хребту.

      – Э-э! – удивляется старик. – Опять худой место выбрал. Туда люди еще не ходи.

      – Поэтому мы туда и идем!

      – Какое дело у тебя там?

      – Надо посмотреть, что это за горы, какие вершины, можно ли пройти туда с грузом на оленях и с какой стороны, где лучше устроить лабазы. После нас на Становой пойдет много отрядов, мы должны наметить их маршруты и определить место работ.

      – Тогда пойдем. Ты только не забывай, что сказал Улукиткан: место там худой, тропы нет, крутом стланик, камень, пропасть.

      Через два часа мы поставили свои пологи рядом с палаткой проводников, разожгли костер… И тут мы с необыкновенной ясностью почувствовали, что переступили границу, за которой нас ждет неизвестность и иная жизнь.

      Кажется, ничто не омрачает этот первый день нашего путешествия: небо чистое, воздух прозрачный, дали доступны желаниям.

      Василий готовит обед. «Соскучился он по тайге, по костру, по лагерной суете, по просторному безоблачному небу, по вольной жизни, по тропе. Приятно смотреть, как все горит в его руках и с его лица не сходит радостная улыбка.

      А вокруг весна… Лес дождался тепла. Росою умылись кусты, и от них повеяло свежим листом. В перелесках веселый березовый хоровод – не наглядишься! Зеленой травой опушились полянки, и над ними не стихает птичий перезвон. Всюду жизнь, и с первого дня ее пробуждения она вступает в борьбу за свое существование. И ты невольно заражаешься этим весенним порывом, тянут тебя таежные чащи, снежные вершины гор, глушь и дали. Почему не вечно на земле весна?

      Когда мы заканчивали обед, собаки лежали на песчаном бугорке рядом с палаткой: Кучум, сытый, довольный, растянувшись во всю длину, грелся на солнце, а Бойка заботливо искала в его лохматой шубе блох. Но вдруг обе вскочили.

      – Кого они там увидели? – сказал Василий Николаевич, кинув рыбью голову в сторону собак.

      Он оставил кружку с недопитым чаем, встал. Поднялся и я. Бойка и Кучум, насторожив уши, готовы