Души древних. Елена Настова

рялся. Он понимал, что жена его сошла с ума, понимал, что она обижает его незаслуженно, но водопад ее отчаянья был так велик и стремителен, что размыл панцирь хладнокровия, в который обычно был одет Трофимов. Без панциря Трофимов чувствовал себя слабым и беззащитным. Прислонившись к двери и чуть не плача, он молил:

      – Любочка, да при чем же здесь я?! Пол ребенка не зависит ни от чьих желаний!

      – А, не зависит! – гневно крикнула его жена. – Женщина – земля, семя в нее кидает мужчина! Ты хотел первого, а теперь и этого! Это все ты, ты!

      И завывания за дверью продолжились с удвоенной силой.

      Изнемогая от страха, Трофимов несколько раз пробежал коридор туда и обратно. Он относился к редкому типу убежденных семьянинов и сор из избы выносить не любил. Но сейчас был исключительный случай. Каким-то внутренним чутьем Трофимов угадывал, что вызвать Любу на переговоры удастся только женщине, потому что только женщина знает слова, способные вернуть его жене разум. Он запнулся о телефонный шнур, стукнулся лбом о косяк и в ту же секунду понял, кого звать на помощь. Катя Зимина знала Любочку почти всю жизнь, потому что дружила с ней с первого класса начальной школы. Потирая лоб, Трофимов призывал Катю бросить все дела и мчаться в такси, потому что их с Любой дом сотрясает катастрофа.

      Через полчаса Катя прибыла. Катя и Трофимов склонились головами в кухне, заняв стратегическую позицию, из которой просматривалась дверь в ванную.

      – Сегодня узнала, – торопливо докладывал Трофимов. – С УЗИ пришла, будто сумасшедшая, глаза дикие… И сразу в ванную!

      Они одновременно посмотрели на дверь ванной. Из-за двери не доносилось ни звука.

      – Может, она уснула? – предположила Катя. Подошла к ванной:

      – Любаня, это я… Выходи!

      Из-за двери раздался такой грохот, что Катя отскочила в коридор. Трофимов схватился за голову. Зачем-то пояснил:

      – Баночка с солью… в жестяной коробке.

      – Люб, ну что ты, в самом деле? – укоризненно начала Катя, осторожно подбираясь к ванной. – Ну, вот у меня две девки, и что теперь? Я тоже второго мальчишку хотела! Тоже переживала, а теперь надышаться не могу! Не гневи Бога!

      В ответ ей послышались звуки ударов тяжелых предметов о кафель, прерывающиеся набирающими силу рыданиями.

      – Да у нее истерика, – охнула Катя. – Ей бы успокоительного выпить!

      Натолкнулась на отчаянный взгляд Трофимова и замолчала.

      – Лезвий там нет?

      – Да ты что! – отшатнулся Любин муж. – Ну не настолько же!

      Катя строго посмотрела на него, что означало: все может быть. Пояснила веско:

      – Не порезалась бы, пока все там колотит…

      – Родителям Любкиным звонил? – Катя по-будничному вытащила из сумки кулек с конфетами, поставила на плиту чайник. Когда чай нагрелся, налила себе чая и, прихватив вазочку с конфетами, пошла в комнату. Трофимов плелся за ней.

      – Так что родителям?..

      – Не звонил! Они на даче за городом. Не стал их волновать.

      – Еще попытаемся?..

      – Нет уж, – решительно отказался Трофимов. – Давай подождем, пусть остынет… Она, видишь, сразу реветь начинает, а ей реветь вредно. А так есть, может, захочет, устанет…

      Он с надеждой смотрел на подругу жены.

      – Измором, значит, будем брать, – усмехнулась Катя.

      В комнате, на полу у дивана, лежал большой узел, связанный из простыни.

      – Вот, – кивнул на узел Трофимов, – собрала мальчишечью одежду детскую, хотела отдать. Так уверена была…

      Он протянул Кате открытку. На лицевой стороне открытки Катя увидела девочку, сидящую на лугу, всю в луговых цветах. Девочка была смутно похожа на Любу – такая же большеглазая, курносенькая, с ямочками на щеках. На видных из травы плечах девочки лежали бретельки от сарафана, а голову в льняных волосах украшал венок из ромашек.

      На обороте было крупно написано Любиным почерком: «Надежда Юрьевна Трофимова».

      – Крушение надежды, значит…

      – Слушай, ты покарауль, а я до аптеки добегу, – спохватился Трофимов. – Посмотрю, что беременным для успокоения можно…

      Сунул ноги в туфли и умчался.

      Катя присела на диван и, прихлебывая чай, задумалась о Любиной жизни.

      Девочки сначала становятся женщинами, а потом – матерями. Так происходит у животных, так происходит у человека, потому что такой порядок задуман природой. Любочка Трофимова, тогда еще Лебедева, была аномальным исключением из природной логики, потому что она сначала стала матерью, а потом уже женщиной. Катя помнила, как это случилось: в девятом классе, где-то в середине мая. Учительница говорит у доски, а Люба завороженно смотрит куда-то вбок. Катя пихает подругу локтем, и Любочка, повернув к ней мечтательное лицо, неожиданно шепчет: «Хочу, чтобы у меня с ним был ребенок… дочка». «С кем?!» – поражается Катя.

      «С Борькой Ершовым…»

      Несколько недель Катя вместе с Любой бродила