Последняя битва. Роман Злотников

создал Корпус. И Корпус сокрушил Орден. Полтора десятка лет назад центральная резиденция Ордена – Остров – была уничтожена адским пламенем, а самое могучее государство этого мира Горгос, полностью находившееся под контролем Ордена, было стерто с лица земли. И все решили, что наконец-то наступил мир. Но, как оказалось, все не так просто, не так просто…

      Гагригд ждал его в своем кабинете:

      – Ну и как тебе?

      – Семьдесят пять.

      – Что семьдесят пять? – не понял Гагригд.

      Грон усмехнулся. Ну откуда Гагригду знать анекдот о штурмане и связи?

      – Да так, ерунда. Новое здание Академии, конечно, впечатляет. У тебя здесь в два раза больше площадей, чем было в старом.

      Гагригд кивнул:

      – Это верно. И наконец-то появился зимний манеж. Так что теперь твои идеи по поводу обучения в Академии сыновей правителей разных народов Ооконы вполне осуществимы.

      Грон кивнул в ответ и, мгновение подумав, спросил:

      – Как, ты говоришь, зовут архитектора?

      – Старинкей, сын раба-венета из пленных, тех, что Сиборн взял еще во время Первой войны с Орденом.

      – Раба?

      – Ну, рабом он пробыл недолго, папаша оказался неплохим каменотесом, и Второй, Шестой и Двенадцатый пограничные форты как раз его работа. А сынок выдался в папу и попал в Университет. И уж там его заприметил Улмир.

      Грон кивнул:

      – У Улмира нюх на таланты. – Он помолчал. – А как мой?

      Гагригд задумчиво потер переносицу.

      – Не знаю я, Грон, – честно признался он, – в общем-то хорошо, но… Югор частенько ставит меня в тупик. Как и ты в свое время. В нем как-то странно сочетаются жестокость и милосердие, открытость и недоверчивость, сострадание и равнодушие.

      Грон вздохнул:

      – Он и меня ставит в тупик. Черт возьми, я, который считал, что могу понять и оценить любого и приспособить к делу его достоинства, более-менее отодвинув на задний план его недостатки, не могу разобраться в собственном сыне.

      Гагригд усмехнулся:

      – Тут мы с тобой в равном положении. И знаешь, что я тебе скажу. Все дело в том, что остальных мы оцениваем достаточно спокойно и по возможности беспристрастно, а вот на собственных детей мы смотрим сквозь линзу любви и надежды. Ведь мы вкладываем в них все свои нереализованные надежды и мечты.

      Грон вздохнул:

      – Наверное, ты прав, но вот Толла общается с ним с какой-то спокойной уверенностью, а я иногда теряюсь, то рычу не по делу, то, наоборот, молчу, когда стоило бы рявкнуть.

      Гагригд понимающе кивнул:

      – Это понятно. Но, могу дать руку на отсечение, матери он может и не послушаться, а вот для того, чтобы заслужить твою одобрительную улыбку, парень готов лбом прошибить крепостную стену…

      Они помолчали. Гагригд поднял взгляд на Грона и печально усмехнулся:

      – Знаешь, что мне сказал мой?

      Грон молча пожал плечами.

      – Вы, старшие,