Припять – Москва. Тебя здесь не ждут, сталкер!. Алексей Молокин

этот хамоватый парень и отрастил себе белую ряшку, все равно – внутри он черен! А что делать блюзу в Москве? Что делать ему, привычному к жарким хлопковым плантациям Миссисипи или Луизианы на холодных плоскогорьях и равнинах России, где зимой губы примерзают к гармонике, а? Здесь издавна пели другие песни, ну, например, «Дубинушку». Впрочем, что-то похожее поют и на английском? Разве? А, ну да, вот оно, слышите?

      We’re going through the tunnel, push, boys, push!

      We’re going through the tunnel, push, boys, push!

      We’re saving this old tunnel, push, boys, push!

      В общем, эй, дубинушка, ухнем!

      Впрочем, это не блюз, это work song[7], но уже почти тепло. Так почему бы блюзу не прижиться в России-матушке?

      …А ведь не прижился же! Ну, играют блюз кое-где, слушает блюз сотня-другая любителей, а настоящего блюза не то что в России, а и в Москве как не было, так и нет. Потому что настоящий блюз – его не только играть, его жить надо, и у каждого свой блюз. Можно мастерски играть композиции великих американских блюзменов, но при этом истинным блюзменом так и не стать. У каждого, понимаешь, чувак, свой разговор с Богом, и чужими словами свою судьбу не расскажешь. И чужой музыкой тоже. Понял, чувак?

      Утром Берету позвонил Карапет и сообщил, что Кощей намерен встретиться с ним уже сегодня, в семь вечера, в блюзовом клубе под названием «Дом у дороги».

      Вообще-то, проживая в Москве, Степан посещением развлекательных заведений не злоупотреблял, а проще говоря, до сих пор не был ни в одном из них ни разу. Ну, во-первых, ходить он уже научился, а вот с танцами дело пока что обстояло неважно. Берет и в молодости был не ах каким танцором, а в горячих точках и особенно потом, в Зоне Отчуждения, – какие танцы! Разве что с костлявой, но она, эта вечно мертвая стерва, не самая приятная партнерша. Да и с выпивкой бывший сталкер осторожничал, дурное это дело и недешевое, если, конечно, не на лавочке с соседями по двору и не лирическую народную водку «Соловушка». А вот Кощей, оказывается, был не чужд красивой жизни, впрочем, с его замашками это казалось естественным. Хотя в превращении стареющего пижона и щеголя в жуткое существо, способное буквально высосать защиту взбунтовавшихся мутантов, как это случилось в Лыткарино, как раз естественного ничего не было. Впрочем, щеголи и пижоны, как правило, на поверку все как один рано или поздно оказываются чудовищами, спросите матерей-одиночек, уж они-то знают доподлинно.

      Идти в пусть блюзовый, но все-таки клуб в привычном камуфляже было неудобно. Да и нервничал Степан, к собственному удивлению, изрядно, боялся показаться смешным в московском кабаке, ну не привык он к кабакам и барам, что делать, не привык. Не успел как-то. Бар «100 рентген» не в счет, там все привычное, и там он был уместен, как патрон в патроннике. Знакомые лица, знакомые песни, да и ассортимент напитков и закусок знакомый, хотя какой там ассортимент – водка «Казаки» да тушенка. А здесь? Он достаточно нагляделся на москвичей в метро, и то, как они выглядели, как одевались, да и как вели себя, ему решительно не нравилось. Москвичи казались Берету мутантами, в общем, безобидными до поры до времени, но кто знает, когда наступят эти самые

7

Рабочая песня.