Она же Грейс. Маргарет Этвуд

Я медлю, но потом думаю: «В яблоке ничего дурного нет, и я возьму его. Давненько я не ела домашних яблок. Наверно, из прошлогоднего урожая, который хранился в погребе, в бочке, но яблоко на вид довольно свежее».

      – Я не собака, – говорю ему.

      Другой бы на его месте спросил меня, что я хотела этим сказать, а он смеется. Просто выдыхает:

      – Ха! – словно бы нашел потерянную вещь. Он говорит: – Понятно, Грейс, что вы не собака.

      О чем он сейчас думает? Я сжимаю яблоко обеими руками. Как драгоценное сокровище. Поднимаю его и нюхаю. У него такой свежий запах, что аж душу щемит.

      – Вы не будете его есть? – спрашивает он.

      – Не сразу, – отвечаю.

      – Почему?

      – Потом его уже не будет.

      На самом деле я просто не хочу есть при нем. Не хочу, чтобы он увидел, как я голодна. Если они почувствуют твою слабину, то потом с тебя не слезут. Лучше вообще забыть обо всех своих желаниях.

      И снова его смешок.

      – Скажите мне, что это? – спрашивает.

      Я смотрю на него, потом отвожу взгляд.

      – Яблоко, – отвечаю. Думает, наверно, что я дурочка. Или это какая-то уловка. Или он сумасшедший, и поэтому они дверь заперли – меня заперли в одной камере с сумасшедшим! Но люди в такой одежде сумасшедшими не бывают, особенно с такой золотой цепочкой для часов – родственники или смотрители мигом бы ее сняли.

      Он снова кривовато ухмыляется.

      – О чем напоминает вам яблоко? – спрашивает.

      – Простите, сэр, – говорю, – я вас не понимаю.

      Наверно, это загадка. Я вспоминаю Мэри Уитни, и как мы бросали тогда вечером яблочную кожуру, чтобы узнать, за кого выйдем замуж. Но я ему об этом не скажу.

      – Мне кажется, вы все хорошо понимаете, – говорит он.

      – О вышивке.

      Теперь он сам ничего не может понять:

      – О чем, простите?

      – О вышивке, которую я в детстве сделала: Я – Яблоко, П – Пчела.

      – Ясно, – говорит. – А еще?

      Опять прикидываюсь дурочкой:

      – О яблочном пироге.

      – Да, – говорит он. – О том, что вы съели бы.

      – Надеюсь, и вы тоже, сэр. Яблочный пирог ведь для того и пекут.

      – А какие яблоки вы есть не стали бы? – спрашивает он.

      – Гнилые, наверно.

      Он задает загадки, как доктор Баннерлинг в Лечебнице. Всегда есть правильный ответ, вернее, сами врачи считают его правильным, и по их лицу можно понять, угадала ты или нет. Впрочем, доктору Баннерлингу я всегда отвечала невпопад. Или, возможно, этот – доктор богословия, а такие доктора тоже любят задавать каверзные вопросы. Я их столько переслушала, что хватит надолго.

      Яблоко с Древа Познания – вот что он имеет в виду. Добро и зло. Любой ребенок догадался бы. Но я не буду ему подыгрывать.

      Снова прикидываюсь дурочкой:

      – Вы проповедник?

      – Нет, – говорит, – я не проповедник, а врач. Но врачую не тела, а души. Болезни души, ума и нервов.

      Я прячу яблоко за спиной. Я ему нисколечко не доверяю.

      – Нет, –