Цветные рассказы. Том 2. Саша Кругосветов

Ну, там эти дела надо сделать, те дела… Вот-вот… Конечно… они же оба очень хотят… Теперь уже Феликс не особенно верил в это. С Алиной не было бы никакой чехарды…

      Феликсу вспомнился последний день пребывания Жанны в Ленинграде. Она приехала тогда на месяц. Невеста приехала к своему жениху, как-то так… Все чинно, пристойно, очаровала его друзей и родственников. А потом понеслось… Конкурс, премия, какие-то бесконечные тусовки, разные коллективы, зачем-то работа на танцах на Ликерке. Танцульки на Ликеро-водочном… Где прошмандовки трахаются, пардон, за занавесками… с прошмандонами, наверное, – не знаю, может быть, их надо как-то по-другому называть. В последний день – какие-то сопляки с гитарами, «коллектив» называется, они все время менялись, весь этот месяц. Что за мучение – мотаться на Ликерку, концерты, танцульки, Жанна с разными шиньонами, то в полупрозрачном платье, то в блестящем люрексе. Куча молокососов припёрлась домой к Феликсу, как бы к Феликсу и Жанне, в его двушку на Гражданке – в ФРГ, «фешенебельный район Гражданки».

      Руководитель «коллектива» Кирюша – улыбчивый, ироничный, весь такой узенький, скользкий. Руководитель, он же ударник. Держался с Феликсом доброжелательно, по-приятельски, но немного сверху вниз. Как-то слишком фамильярно, что ли… Почему? Может, у него что-то было с ней?

      Все прощались с Жанной. Натащили хавки, выпивки, все курили, что-то обсуждали. В дальнем углу большой комнаты сквозь дым можно было разглядеть юного гитариста лет двадцати; возможно, тот немного перепил – растекался по креслу и заливался пьяными слезами. Жанна утешала его: «Не плачь, Ганечка, не плачь, мне тоже тяжело, но я же не плачу…» Довольно противно. Ему-то, Феликсу, зачем все это? Ощущение, что вляпался не только двумя ногами… По самые уши.

      «Нетрудно представить себе нашу будущую счастливую семейнуюжизнь», – подумал Феликс. Дома кавардак. Готовить Жанна не умеет и не хочет. Пару раз попробовала – есть это было невозможно. Как надо готовить картошку, чтобы часть ее осталась сырой и несоленой, а остальное оказалось сгоревшим до черноты и пересоленным?

      Ну, а потом снова приходили чудные письма, шли чередой романтические свидания, жаркие встречи и пылкие артистические объяснения.

      Картина его воспоминаний о последней вечеринке внезапно исказилась. На столе появилась какая-то прокисшая, засохшая еда, приготовленная, видимо, несколько дней назад. Между тарелками, прямо по столу бродили две жуткие тощие, ободранные кошки. По тарелке бегали крошечные – судя по всему, рахитичные – муравьи. Жанна сидела с застывшим лицом и громко произносила выразительным голосом бесконечные комплименты каким-то двум, сидящим рядом «сэстрам» в косыночках, похожим на иеговисток. Недалеко от стола на край стульчика присел грустный мальчик лет семи. В коротких лазурных штанишках, в лазурной курточке. С лицом Жанны. Темно-русые волосы закрывали уши, а спереди – подстрижены скобкой над самыми бровями.

      – Кто ты, мальчик? – спросил Феликс. –