Дом скитальцев (сборник). Александр Мирер

забыл, как Федя познакомился с таксистом, какие слова они говорили у пенька. Сур подсказал мне по блокноту. Рубченко теперь слушал со вниманием, кивал, поднимал брови. Когда я добрался до разговора о конфетах – первого, еще на проселке, – хлопнула входная дверь и в кладовую влетел Степка.

      Мы закричали: «Урур-ру!» Сурен Давидович всплеснул руками. Степан порывался с ходу что-то сказать и вдруг побелел, как стенка. «Что за наваждение! – подумал я. – Упустил он гитариста, что ли?»

      Степка встал у двери, уперся глазами в пол – как воды в рот набрал. Таким белым я его еще не видывал.

      Наверно, Сур что-то понял. Почувствовал, вернее. Он быстро увел Степку под окошко, посадил на койку и налил воды, как мне только что. Степка глотал громко и выпил два стакана кряду.

      – Набегался хлопчик, – ласково сказал Рубченко. – Вода не холодная в графине? Напьешься холодного, раз-раз – и ангина!

      Степка и тут промолчал. Даже Верке-несмышленышу стало совестно – он заулыбался и засиял своими глазищами: не обижайся, мол, дядя Павел, Степка хороший, только чудной.

      Сурен Давидович сказал:

      – Степа принимал участие в этом деле. – (Рубченко кивнул.) – После Алеши он тоже кое-что расскажет. Хорошо, Степик?

      Степка пробормотал:

      – Как скажете, Сурен Давидович.

      Кое-как я продолжал говорить, а сам смотрел на Степку. Они с Суром сидели напротив света, так что лица не различались. Я видел, как Сур подал ему винтовку и шомпол, придвинул смазку. Сам тоже взял винтовку. И они стали чистить. Степка сразу вынул затвор, а Сур, придерживая ствол под мышкой, открыл тумбочку и достал пузырек с пилюлями против астмы. Я в это время рассказал про пустую поляну и про следы в одну сторону, а Рубченко кивал и приговаривал:

      – Так, так… Не было следов? Так, так… Подожди, Алеша. – Он повернулся к Степке. – Ты, хлопчик, до самого города проехал в такси?

      Степка сказал:

      – До места доехал.

      – Куда же?

      – Въехал в ваш двор, со стороны улицы Ленина. Через арку.

      – Они тебя обнаружили?

      – Я спрыгнул под аркой. Не обнаружили.

      – Молодец! – горячо сказал Рубченко. – Ловко! Проследил, что они делали впоследствии?

      В эту секунду Сурен Давидович щелкнул затвором и пробурчал:

      – Каковы мерзавцы! Патрон забыли в стволе…

      Капитан повернулся к нему:

      – Прошу не мешать! Речь здесь идет о государственном преступлении!

      Во! Я чуть не лопнул от гордости. Говорил я им, говорил – шпионаж! Я страшно удивился, почему Степка не обрадовался. Он швырнул свою винтовку на кровать и сказал тихим, отчаянным голосом:

      – Сурен Давидович… Вон он, – Степка ткнул пальцем прямо в Рубченко, – он тоже хватался за сердце перед пеньком. Он – Пятиугольник-двести. Я видел.

      Мы замерли. Мы просто остолбенели. Представляете? И капитан сидел неподвижно, глядя на Степку. Сурен Давидович прохрипел:

      – Остапович, как это может быть?

      Но капитан молчал. А Степка вдруг прикрыл глаза и откинулся