Дом скитальцев (сборник). Александр Мирер

на три четверти коровами. Если сгонят, можно там и спрятаться… Ах, дьявольщина! Все бы ничего, догадайся он захватить запасную обойму. Если бить снизу, то два-три патрона обязательно уйдут на пристрелку, и останется всего по две пули на изолятор. Если не одна. А расстояние будет приличное. Он подсчитал, пользуясь Пифагоровой формулой: пятьдесят метров до мачты и тридцать высота… Извлечь корень… Метров шестьдесят. Это при стрельбе вверх из пистолета, понимаете? Будут недолеты, к которым не сразу приспособишься – белого поля вокруг изоляторов нет, как вокруг мишени. Даже из винтовки едва ли попадешь сразу…

      – А еще научный сотрудник, – злился Степка, раздергивая окаянное платье.

      Дьявольщина! Вячеслав Борисович должен был рассказать ему на месте, что требуется. Тогда он захватил бы не одну даже, а две обоймы в запас.

      Степан решил оставаться на вышке. У него дрожали руки от усталости и голода. Как стрелок он стоил копейку с такими руками, стрелять снизу не стоило и пробовать. А если пришельцы такие продувные, что догадаются искать его, то найдут везде. Прекрасный план Вячеслава Борисовича висел на волоске.

      Волосок лопается

      Через час Степку поднял на ноги чрезвычайно пронзительный, громкий женский голос. На дальнем берегу пруда показались две женщины в белых халатах, и одна распекала другую, а заодно всю округу.

      – А кто это распорядился-а? – вопила она. – Три часа еще свету-у!!! – Она набрала воздуха побольше. – А пти-ица недогули-инны-ы-я!!!

      От ее пронзительного вопля задребезжали зубы и появилось нехорошее предчувствие. И точно: вокруг птичников поднялась суета, утки повалили на пруд, как пена из-под рук гигантской прачки… Степка плюнул вниз. По воде скользил челнок с бородатым дедом-сторожем. Он причалил под вышкой. Степка сидел как воробей – не дышал.

      – Тьфу, бабы… – сказал дед. Потом глянул на вышку и так же негромко: – Сигай вниз, кому говорено!

      И угрюмо, волоча ноги, двинулся к лестнице. У самого подножия выставил бороду и просипел снова:

      – Нинка! Сигай вниз!

      Степан сидел, вжавшись в угол. От злобной растерянности и голода в его голове ходили какие-то волны и дудела неизвестно откуда выпрыгнувшая песня: «Нина, Ниночка – Ниночка-блондиночка!» А дед кряхтел вверх по лестнице. Он высунул голову из лестничного люка, мрачно отметил:

      – Еще одна повадилась… Сигай вниз! – И поставил валенок на место, в угол.

      – Не пойду! – свирепо огрызнулся Степан. – Буду тут сидеть!

      Дед неторопливо протянул руку и сжал коричневые пальцы на Степкином ухе. Тот не пробовал увернуться. Старик был такой дряхлый, тощий и двигался как осенняя муха… Толкнуть – свалится. Степан не мог с ним драться. Он позволил довести себя до лестницы и промолвил только:

      – Плохо вы поступаете, дедушка.

      – Кыш-ш! – сказал дед.

      Степан скатился на землю. «Эх, дед, дед… Знал бы ты, дед, кого гонишь…»

      Он встряхнулся. Утки гомонили