Тайга заповедная (сборник). Тамара Булевич

июль. В чуме о луче Эмидак и говорить запретил. Но упрямица-дочь решительно отказывалась подчиняться воле родителя. Они впервые поссорились. «Не позорь моё имя и честь древнего рода! Я сдержу слово, данное Момолю, и ты станешь его женой! Будешь ещё благодарить за достойного мужа!» На этом Эмидак сам прервал разговор, считая решённой судьбу дочери. Спасая любовь, Дмитрий с Людмилой ломали головы, как устроить побег, понимая, что он возможен только в отсутствие Эмидака. Тот вроде собирался уйти на дальнее стойбище для пополнения перед свадьбой стада диких оленей. Юноша сразу уцепился за обнадёживающее обстоятельство, повеселел:

      – Надо не упустить посланную нам свыше удачу. Возьмём с друзьями отгулы и под видом рыбацкой артели подежурим у реки в ожидании счастливого часа.

      Но ничего из их затеи не вышло бы, если б выбор дочери не поддержала мать Людмилы Элана. Будто угождая мужу и жениху, она готовилась показать богатое невестино приданое, набивала куль за кулём роскошной постелью, посудой, шкурами оленей да чёрноспинными соболями. Шила темноокой любимице дорогие одежды, благословляя единственную кровинку в новую жизнь, жизнь с любимым. Счастье для самой Эланы с привезенным ей знатными родителями мужем Эмидаком так и осталось несбыточным сном…

      Опытный и умный Эмидак, тревожась за дочь, чуя неладное, под всякими предлогами оттягивал свой уход в тайгу и неотлучно оставался в чуме. А дни таяли, таяли, словно лёгкие облака в бездонном небе. Теперь уж считанные часы отделяли Людмилу от ненавистного жениха Онкоуля. Но Монго так и не решился оставить непослушницу без присмотра. Дотянул до последнего дня, до сумерек, и только тогда уплыл встречать прилетающего ранним утром будущего дорогого зятя Онкоуля.

      Дмитрий возликовал: «Вот она моя жар-птица, судьба! Сейчас уж я поймаю её!»

      Под покровом ночи, бесконечно счастливый, он вынес на руках из родного чума вмиг повзрослевшую, зарёванную от расставания с матерью Людмилу и унёс к могучей, бурной Тунгуске – реке их новой жизни.

      Элана горько рыдала у реки, словно прощалась с дочерью навеки, и успокаивала себя лишь тем, что Людмила уплывала с любимым.

      Лодка стремительно всё дальше отдалялась от нее. Покачивающийся в лунных зеркально-серебристых волнах девичий силуэт был уже чуть виден, а вскоре и вовсе исчез.

      Когда жена сообщила Дмитрию о второй беременности, он, кружа Людмилу в объятиях, счастливо улыбался. Их радости, казалось, не будет конца.

      – Надо послать аргиш[2] к Эмидаку. Пусть твои отец с матерью перекочёвывают к нам нянчить внуков. Хватит деду дуться. Скоро третьего наследника подарим, а ему всё неймётся. Уже не молодые, чтоб одним в тайге жить. Как думаешь, прав я?

      Как ей ещё было думать-то. И только утром муж спросил:

      – А можно ли тебе, солнышко, рожать? Врачи и первые роды нам не разрешали! – Она уверенно, игриво ответила:

      – При моей-то силушке грех, Митя, не рожать. Не беда. Медики стращают, мол, мой отрицательный

2

Аргиш /эвенк./ – перекочевка.