Гордая птичка Воробышек. Логвин Янина

таким же ровным тоном говорю я. – Выпусти меня, Люков, и ты избавишь себя от проблем. А, может, даже, – добавляю, спустя паузу, – вернешь подругу. Ведь ты меня терпеть не можешь! – бросаю в затылок весомый довод, устав ждать ответ. – И занятия со мной тебе совсем не нужны!

      Но он по-прежнему молчит, и я продолжаю, сделав к нему пару шагов:

      – Я расплатилась с тобой сполна. Я зашла пообещать тебе разговор с Синицыным и объясниться. Я ничего тебе не должна, Люков, а уж ты мне тем более. С иллюзиями надо расставаться, учеба на данном факультете мне не по плечу, и это факт. Мне на работу надо, в конце концов! – заявляю о себе еще раз после очередной затянувшейся паузы. – Иначе мне не на что будет жить! Ты слышишь?!

      – Слышу, – невозмутимо отвечает Люков и просит, полуприказывая, – не кричи. Со слухом у меня все в норме.

      На улице поздние сумерки. В кухне темно, и широкоплечий силуэт гибкой фигуры, словно абрис – финальный набросок художника, четко прорисовывается на фоне окна. На Люкове расстегнутая рубашка, свободные штаны и больше ничего. Его взъерошенные светлые волосы вновь свободны от банданы и падают волнистыми прядями на затылок, притягивая взгляд.

      – Ты знаешь, что такое слово, Воробышек? Которое, как тебя, не поймаешь? – он поворачивается и смотрит на меня. – Которое, если дал, надо держать. И не важно, легко оно брошено, или вытянуто клещами, – говорит равнодушно. – Так знаешь?

      Вопрос прозрачен, но подтекст его весьма туманный для меня. Так же, как черты лица Люкова, скрытые вечерним сумраком. Он слишком пафосный для прямого ответа и слишком неожиданен для оказавшейся на чужой кухне малознакомой девчонки. Я настораживаюсь и чуть клоню голову к плечу, пытаясь увидеть глаза парня.

      – Ты о чем, Люков? – спрашиваю бесцветно, убирая из голоса краски бурлящих во мне эмоций.

      – Догадайся, – бросает он, а я в ответ вскидываю бровь.

      – Догадалась, – нехотя киваю. Задираю подбородок, поправляя очки. – Что ж, польщена, – честно признаюсь, удивляясь про себя самоуправству и напору декана. Спрашиваю в свою очередь: – И что я должна сделать в ответ на такой широкий жест с твоей стороны?.. Слово, данное Синицыну, можешь забрать назад, Илья, – великодушно разрешаю. – Это слишком. Ни я не стою такого участия декана, ни ты такого давления. Это моя проблема, и я уже жалею о том, что согласилась с рекомендацией Юрия Антоновича и обратилась к тебе. Извини. Честное слово, это вышло от безысходности и невозможности брать платные уроки у профессионального преподавателя. Но ты мне тоже не по кошельку и весьма скудным возможностям кармана, как я уже сказала. Поэтому, давай я просто освобожу тебя от данного обещания и сейчас уйду из твоего дома по своим делам. А завтра…

      – Мне плевать, Воробышек, что будет завтра, – перебивает меня Люков. – И на твои дела – тоже плевать. Синицын смог получить с меня слово, значит, выбора у тебя нет. Впрочем, – парень отрывается от окна и подходит ближе, останавливается в шаге от меня, глядя колко из-под темных бровей, – как и у меня. Ты только тянешь время, птичка-невеличка. И свое, и мое.

      – Но денег-то у меня нет! –