Кремлевский эндшпиль. Ликвидация Иблиса. Александр Полюхов

взвалив на плечи еще одну невесомую душу, которая не решила: оставаться ей на свете или покинуть его. Следовало поддержать ветерана. Только нужно уточнить диагноз. Не потребовалось – отзвонился Чудов.

      – Клиника ссылалась на врачебную тайну, пришлось напрячь. У Алехина рак. Что скажешь?

      – Внешние признаки явные. Очевидно, ему тяжело дается лечение. О самом недуге мы не говорили, так, поболтали о том, о сём. Он никого не принимает, но со мной пошел на контакт.

      – Ты же ему как дочь, хотя и не родная.

      – Вы правы. Хочу с ним всерьез поработать, надо укрепить его в желании бороться. Если не выгонит меня в следующий раз.

      – Об этом не беспокойся. Я договорился, чтобы тебя временно в клинику взяли онкопсихологом и прикрепили к Матвею. Опять же получишь полный доступ к его клинической карте. Согласна?

      – Само собой. Как вам удалось? Хотя кому я задаю глупый вопрос!

      – Я же в Общенародном фронте, должен заботиться о народе. Ах, если бы он весь состоял из таких людей, как Алехин. В какой стране мы бы жили!

      Вид кабардинца – мятая одежда, тюремный запах, страдальческое лицо со свежеразбитой губой – вызывал жалость. Вызывал, но не вызвал, ибо сидельцев сотрудник ФСБ видывал не раз. Формально, с бомбилы уже сняли показания: «Красивая девушка-следователь попросила денег в долг, я и дал». Колоть его никто не собирался, поскольку таких песен ни один судья слушать не станет. И вот подследственный попросил о встрече «с самым главным». Честь выступить в данной роли выпала оперативнику, достаточно опытному, чтобы казаться руководителем, и достаточно молодому, чтобы временно оторваться от борьбы с врагами внешними и внутренними.

      – Что хотел?

      – Дайте закурить, гражданин начальник.

      – Свои кури.

      – У меня в камере отобрали.

      – Твои заморочки. Давай по делу.

      – У меня есть важная информация.

      – У тебя есть арест на три месяца и перспектива загреметь на годы.

      – Вот, я и говорю, начальник, что могу кое-что рассказать, если вы меня выпустите.

      – Хочешь заключить соглашение со следствием?

      – Хочу.

      – Ты же понимаешь, что следствие ведет ФСБ и информация должна быть серьезная и конкретная. Хоть намекни.

      – По террористам. По конкретным людям. Здесь в Краснодаре и на Кавказе.

      – Гонишь!

      – Мамой клянусь, начальник! Женой и ребенком клянусь! Они без меня голодают. Скоро лето, а им одеть нечего. За квартиру платить, чем? Я – единственный кормилец в семье, – таксист разрыдался. – Только нас надо будет спрятать сразу. Иначе убьют.

      – Ну-ну, – стал успокаивать опер, который вдруг поверил хилому страдальцу в наручниках. – Кури меньше, дольше проживешь. Вызову следователя, составите бумагу.

      – Не надо следака, начальника зови самого большого. Пусть слово офицера даст, тогда расскажу.

      – С адвокатом не хочешь посоветоваться?

      – Если ему скажу, меня пришьют прямо в камере.

      Аргумент