Пять минут до расплаты. Николай Леонов

мы не были знакомы. То немногое, что мне о нем известно, я почерпнула со слов Танечки, его домработницы. Поэтому вам лучше всего узнать подробности от нее самой, как первоисточника. Она расскажет, ничего не утаивая и не привирая. Танечку я знаю практически с ее рождения. Очень добросовестная и честная женщина. И меня не забывает, иногда забегает, покупает продукты… Кстати, профессия домработницы в их семье наследственная. Ее мама помогала мне по хозяйству, когда нам в пятидесятом году дали квартиру в этом доме. До этого времени мы с мужем жили в комнате в коммунальной квартире, и надобности в домработнице не возникало. Здесь же такие огромные площади, а у меня как раз Маша родилась… А начало династии домработниц ведется с Таниной бабушки, которую перед Первой мировой войной привезли в Москву из ярославской деревни и определили в кухарки в дом присяжного поверенного… Вам, господин полковник, наверное, не очень интересно, о чем я рассказываю?

      – Да что вы, Надежда Сергеевна, очень даже интересно, – ответил старушке Гуров. – Хотя, может, и не совсем по теме.

      – Вы уж простите меня. Просто в старости появляется много свободного времени и случается слишком мало событий. Поэтому остатки сознания работают в основном на воспоминания, вновь и вновь перелистывая прожитое.

      – Ну, я бы не сказал, что остатки сознания, – улыбнулся Гуров. – Я встречал людей намного моложе и, без всякого сомнения, глупее вас. И не так уж редко!

      – Увы, не стоит меня утешать. Вся жизнь осталась в далеком прошлом. В реальности же существуют вот это кресло-каталка и окошко во двор, – печально улыбнулась женщина. – Да еще согревают воспоминания. Есть такие строчки из стихотворения, кажется, Евтушенко: «Старухи были знамениты тем, что их любили те, кто были знамениты». Так это про меня.

      Гуров вспомнил о галерее мемориальных досок на фасаде дома и рассказ домработницы о профессоре, когда-то жившем в квартире Тимофея Зеленского. Видимо, муж Надежды Сергеевны принадлежал к той же славной когорте сталинских академиков, полководцев и деятелей культуры. И, возможно, одна из мраморных табличек посвящена ему.

      – Так что, Лев Иванович, уж извините, о господине Зеленском я вам если и подскажу, то совсем немногое. Лишь то, что можно разглядеть из этого окошка.

      – Надежда Сергеевна, я как раз и хотел вас расспросить о том, что вы могли заметить именно из окна. Вчера где-то около семи часов вечера вы случайно не видели во дворе Тимофея Зеленского? – спросил Гуров.

      Женщина задумалась, потом поднесла к губам указательный палец, словно запрещая сыщику говорить, и прикрыла глаза. Лев Иванович с надеждой смотрел на покрытое морщинами спокойное лицо той, которая любила того, кто был знаменитым. Он попробовал представить ее в молодости и понял, что Надежда Сергеевна была когда-то очень красива, и тот, кто был знаменит, без сомнения, любил эту замечательную женщину.

      – Вчера вечером я видела Тимофея Олеговича дважды, – открыв глаза, сообщила она. – Примерно в шесть часов он приехал на своей машине.