Полюби меня, солдатик…. Василь Быков

тушенка была. Захвати баночку.

      Кононок побежал на огневую, а я вернулся в вестибюль. Хозяева теперь покойно расположились в удобных креслах – беспомощные, старые люди. Франя бережно разливала коньяк.

      – Немного подождем, – сказал я. – Сейчас принесут закусь.

      – Немцы, как пьют, не закусывают, – тихо сказала Франя.

      – А мы и пьем, и закусываем, – со значением произнес я. – Если есть чем.

      – У нас вот ничего и нет. Прежде я на велосипеде за пайком ездила. Не знаю, как будет дальше…

      – Все будет хорошо, – бодро заметил я. – Главное – война кончается. Американцы с запада идут. Уже близко. Так что и у вас – Гитлер капут!

      Старики в креслах неподвижными старческими взглядами рассматривали меня, советского офицера, и я вдруг подумал, что в их глазах, наверно, выгляжу легкомысленным молодым обормотом. Похоже, мой победительный оптимизм их мало воодушевлял, у них были собственные заботы и свое отношение к войне, наверно, и к жизни тоже. Впрочем, теперь меня это мало занимало – я больше старался смотреть на Франю. Тем временем появился Кононок с буханкой солдатского хлеба и банкой свиной тушенки, которые аккуратно положил на край столика.

      – О, америкен! – тихо произнес старик, заметив пятиконечные звезды на банке.

      – Ленд-лиз, – сказал я.

      – Ленд-лиз, ферштейн…

      Франя принесла столовый нож, я решительно вскрыл консервы, а она отрезала от буханки несколько тонких ломтиков.

      – Сейчас я сделаю сэндвичи.

      Пока она готовила сэндвичи, я с неподдельным интересом наблюдал за быстрыми движениями ее ловких рук, то и дело бросая взгляды на оживленное девичье лицо. Кажется, она очаровывала меня все больше. Приготовив сэндвичи, два из них на блюдце поднесла старикам, неподвижно сидевшим в креслах.

      – Данке шон, – кивнул хозяин. С трудом поднявшись, он дрожащими пальцами взял со стола рюмку.

      Фрау осталась на месте, по-прежнему не сводя с меня глаз.

      Мы выпили – я, хозяин и Франя. Четвертая рюмка осталась на столике.

      Коньяк оказался довольно крепким напитком, кажется, я сразу начал пьянеть. Возможно, оттого, что был непривычен к нему, в Венгрии мы обычно пили вино и знали его крепость. Лишь однажды под Шиофоком меня угостили коньяком, и я надолго запомнил это угощение. Зато понял: коньяк – не вино, солдатскими кружками его пить не полагается.

      Примечания